«No Woman No Cry»: Моя жизнь с Бобом Марли

Джонс Хэтти

Были случаи, когда нам приходилось спать на полу, потому что мы уступали свои кровати бандитам, которым нужно было укрыться от других бандитов.

Впоследствии — неизбежно — его попросили помочь стабилизации в стране, утихомирить разбушевавшуюся молодежь в гетто. Власти сказали ему: «Боб, только ты можешь сказать некоторые вещи через музыку. Выступи для народа». Они хотели организовать умиротворяющий концерт под названием «Улыбайся, Ямайка!», чтобы всех успокоить перед выборами, которые должны были произойти в декабре. Боб пригласил Питера и Банни, как членов оригинального состава «The Wailers», но те отказались. Питер сказал, что мир ему не нужен, нужны равные права

и справедливость. Банни же вообще в политику предпочитал не вмешиваться. Предполагалось, что концерт, спонсируемый Министерством культуры Ямайки, будет бесплатным. Сначала собирались провести его в Джамэйка-хауз, но мне приснился сон, что надо поменять место, — я рассказала об этом Бобу, и он устроил так, что концерт перенесли в мемориальный парк в Кингстоне.

Мы были все еще молоды — Бобу был тридцать один год, мне тридцать, — в таком возрасте и в таком заметном положении в бизнесе, где полно продюсеров, менеджеров и прочих умников, не всегда можно сказать «нет» самостоятельно. Тебе все время что-нибудь советуют, и часто решения других людей определяют пресловутое «как раз то, что тебе нужно». И даже с полным штатом советчиков Боб все равно оставался беспомощным в некоторых ситуациях, которые были в большей степени связаны с его общественным и политическим положением, чем с карьерой.

Итак, он решил провести этот концерт, хотя и понимал, насколько опасной стала ситуация. Дату проведения назначили на воскресенье, 5 декабря 1976 года, но вместо того, чтобы стать народным делом, концерт превратился в дело для политиков. А Боба просто использовали. Пошли слухи, что он выступает для правящей партии, ННП, хотя это не соответствовало действительности. Однако слухи повлекли за собой действия со стороны оппозиции, и Боба предупредили, что лучше не выступать, иначе его убьют. За неделю до концерта завсегдатаи Хоуп-роуд стали замечать посторонних на территории дома. Боб серьезно влип, и это было ужасно — все эти противостояния и противоречия. Но он был твердо намерен сделать шоу для простых людей, которые как раз и страдали больше всего.

В пятницу, за два дня до концерта, во время репетиции мы услышали звуки, похожие на взрывы петард. Я еще подумала: «Какие могут быть петарды, Рождество еще не скоро — хотя бывает же китайский Новый год, может, в этом дело…» Позже, ближе к вечеру, я попрощалась с Бобом, потому что собиралась ехать на еще одну репетицию, в театральный кружок. Туда я продолжала ходить, когда не была в отъезде, — мы готовили мюзикл под названием «Брашана О». Я сказала:

— До скорого.

Боб ответил:

— О'кей, пока.

Шанти и Синьор, два молодых человека, приехавших со мной в город из Булл-Бэй, уже ждали меня в машине, чтобы ехать обратно. Когда я села на переднее сиденье и обернулась поприветствовать их, я увидела незнакомых парней, поднимающихся по лестнице на второй этаж. Туда, откуда я только что вышла. В руках у них было оружие. Я подумала: «О нет, только не это!» и быстро завела машину — мощный шумный «фольксваген» — как раз в тот момент, когда они начали беспорядочно стрелять. Звук мотора отвлек одного из них, и он наполовину обернулся после очередного выстрела в ту сторону, где, как я знала, Боб разговаривал с Доном Тейлором, своим менеджером. Потом стрелок развернулся к нам. Я резко нажала на педаль газа — рррр, — но этот бандит и некоторые другие побежали за машиной, когда она начала двигаться, — думаю, им не было видно, кто сидит внутри. Я вдавила педаль в пол до отказа, пытаясь оторваться от преследователей, но тут сквозь машину полетели пули.

Мои пассажиры сзади бросились на пол, крича:

— Пригнись,

пригнись!

Я согнулась, насколько могла, над рулем и продолжала вести машину, пока не почувствовала что-то теплое, стекающее по шее. Тут я подумала: «Черт, меня убили! Мне конец, потому что пуля попала в голову!»

Я остановилась недалеко от ворот, уронила голову на руль и сказала себе: «Да, я мертва. Так вот как это выглядит». И подумала о тетушке и о детях и о том, действительно ли Боба убили. Один из убийц подошел к окну машины, заглянул внутрь и приставил ствол к моей голове, но потом сказал:

— Тут все покойники, — и не стал стрелять.

В этот момент в соседних домах стал зажигаться свет, и я услышала, как открывают окно. Стрелок все еще был рядом, думаю, он хотел убедиться, что в живых никого не осталось, но, видимо, соседи вызвали полицию, потому что вдалеке завыла сирена. Из-за шума бандит и шестеро других, о которых мне рассказали позже, очевидно, сообразили, что надо уносить ноги. Я продолжала притворяться мертвой, стараясь не дышать, пока не услышала, как они побежали. Тогда я немного приподняла голову и увидела, что бандиты бегут за ворота к своей машине, припаркованной так, чтобы заблокировать выезд — значит, я все равно не смогла бы вырваться за пределы двора.

Кровь сочилась у меня из-под волос и стекала по лицу, вдруг я поняла, что на самом деле все еще жива, и подумала: «Боже мой, а где же Боб?» Я выбралась из машины и посмотрела назад на моих пассажиров. Они лежали под сиденьем, и я сказала:

— Они уехали, всё, можете вылезать.

Но бедняги боялись шевельнуться. Все заднее стекло разлетелось вдребезги — если бы мы не пригнулись, то не выжили бы. То, что молодые люди остались целы, было чудом.

Боб мог легко погибнуть в ту ночь. Слишком легко. Когда я с ним попрощалась, он пошел на кухню и стоял там, чистил грейпфрут. Стрелявший в него целился в сердце, но пуля только поцарапала бок и попала в локоть. Там она и осталась навсегда, Боба и похоронили с этой пулей.

Тетушка была с детьми в Булл-Бэй, когда по радио передали, что «Боб Марли и Рита Марли застрелены», и она, как можно догадаться, чуть с ума не сошла. Бедная тетушка, одна с детьми… Полиция сразу поехала к ним, чтобы забрать всех оттуда, потому что мы не знали, каких еще акций ждать.

Мы были буквально на волосок от смерти, но Джа был к нам так добр, что никто в ту ночь не погиб. В Дона Тейлора попало пять пуль, одна близко к позвоночнику, и его потом отправили самолетом в Майами. Сначала все думали, что он мертв, и не трогали его, но Боб поднял его и положил в машину рядом со мной, и Диана Джобсон быстро отвезла нас в госпиталь. Когда мы приехали, доктора не стали меня сразу оперировать, они сказали, что пока нельзя трогать пулю — слишком близко к мозгу. Им пришлось сначала дать тканям вокруг нее немного зарубцеваться, это заняло несколько дней, и меня положили в госпиталь под охраной полицейского. Когда тетушка с детьми приехали меня навестить, все плакали.

В воскресенье, однако, я была на сцене и пела, потому что Боб решил закончить начатое. Будь что будет, сказал он, его могут убить, но он все равно проведет концерт для простых людей. Некоторые музыканты отказались играть, однако нашлись другие на их место. Джуди тоже пела со мной на бэк-вокале, а вот Марсия улетела в Нью-Йорк — ее как следует припугнули еще раньше, поэтому она улетела, чтобы не искушать судьбу. Боб стоял на сцене, открытый и беззащитный перед лицом опасности, рука на перевязи, на гитаре он играть не мог. Я была все еще в больничной одежде, голова забинтована. И мы пели.