«No Woman No Cry»: Моя жизнь с Бобом Марли
Шрифт:
Я приехала в Германию на следующий день после того, как ему удалили гланды без моего ведома и согласия, и узнала, что это было предусмотрено методом доктора Иссельса — хронически воспаленные гланды и гнилые зубы подлежали удалению, если они ослабляли действие естественного иммунитета. Тем не менее я чувствовала — и это было мое убеждение, — что операции на горле Боба дьявол желал бы в первую очередь, чтобы заставить его голос замолчать. Теперь я относилась к этому лечению с большим подозрением.
Потом я пришла навестить Боба вместе с его матерью, которая прилетела в тот же день, и он смог показать радость, увидев наши лица. Он также
— И вот вы обе приехали.
Ему приснилось, что мы обе тонули, и он не знал, которую спасти.
— А теперь скажи мне, Рита, — обратился он ко мне, — если бы вы обе тонули, кого бы надо было спасать, мою мать или тебя?
Я заставила себя засмеяться, и матушка тоже, и я пошутила:
— Нет уж, придется тебе спасать обеих.
И тут мы все трое рассмеялись этой идее, и Боб уверился в том, что мы его никогда не покинем. Я никогда не забуду то утро, потому что тогда я поняла, что дальше будет только хуже.
В тот же вечер, когда я вернулась в госпиталь, я заметила, что Боб очень обеспокоен. Он взял меня за руку и спросил:
— Почему ты так задержалась на Ямайке?
Хотя вокруг него толклась куча людей, он все еще ждал от меня поддержки. Я осталась для него опорой. Когда меня не было рядом, он чувствовал, что люди могут вертеть им как хотят, но если Рита здесь, она не разрешит причинить ему вред, будет заботиться о нем. Я всегда была рядом, несмотря на всех его других женщин. Боб признался мне, что попросил Синди больше не приходить. Она столкнулась с Паскалин и знала, что Боб с ней встречался (это было в газетах). Тем более, к тому времени Синди собиралась замуж за другого человека и через три месяца должна была вступить в брак. Так что она исчезла из поля зрения. А скоро и Паскалин тоже была отправлена с глаз долой. Думаю, всем этим женщинам нечего было делать возле его больничной постели. Мне было неловко их видеть, а может быть, и им тоже.
С тех пор я курсировала между Германией и Ямайкой и привозила то, что Боб любил больше всего, то, что наиболее полезно, вроде бататов и маниоки. Лечение доктора Иссельса подразумевало пищу, которую раста тоже считают правильной. Другие аспекты этого лечения мне не нравились — например, каждое утро мы отвозили Боба в клинику Иссельса, чтобы выкачивать из него кровь литрами и потом вводить обратно, и я была не уверена, что Боб получает свою собственную кровь. Тем не менее, доктор Иссельс поддерживал жизнь Боба на полгода дольше, чем предсказывали другие доктора, хотя и не обещал ничего. Но весной 1981 года доктор сказал, что сделал все возможное. Тогда Боб попросил, чтобы его отправили домой. Я была на Ямайке, когда это случилось, и Боб по телефону сказал, что хочет быть ближе к детям, и к своей матери, и ко мне. Поэтому мне не нужно лететь в Германию, а вместо этого надо привезти всех детей в Майами, куда Боб собирался отправиться. Он был на краю, но решительность помогла ему собрать силы и дотянуть до Майами — что позволило увидеть детей и пообещать им, что он будет с ними всегда. В один момент он позвал Зигги и Стива в комнату, куда пускали только семью. Стиву он сказал:
— За деньги жизнь не купишь.
А Зигги он сказал:
— Когда будешь подниматься, возвышай и меня, а если будешь опускаться, не принижай меня.
И оба сына сказали:
— Хорошо, папа.
Ранним утром 11 мая он вызвал Диану Джобсон в госпиталь в
— Диана, что произойдет, если… ну, если со мной кое-что случится? — И когда она ответила, что не стоит беспокоиться, он сказал: — Нет, дай мне правила. — Он имел в виду «правовые гарантии».
Клянусь, он ей это сказал, хотя в тот момент был едва способен на шепот. Недавно я переспросила, не помнит ли она, что Боб ей сказал. Потому что «дай мне правила» означало, что ему нужна была поддержка — ведь прежде он отказывался писать завещание.
В то утро Диана сказала:
— Твои жена и дети будут основными наследниками, и я уверена, что Рита позаботится о твоей матери.
Но если бы она, будучи его юристом и советником в то время, просто сказала: «Давай я напишу текст, и ты подпишешь», — это спасло бы миллионы долларов. Нам не пришлось бы отдавать то, чего у нас не было. Потому что к моменту смерти Боб не был миллионером, хотя многие так думают. Зато он знал, что он свое дело сделал, и теперь пришла наша очередь.
В тот последний день, незадолго до полудня, я ушла за морковным соком для него, а когда вернулась, глаза его были закрыты, и доктор сказал:
— Все кончено.
Я начала кричать:
— Не сдавайся дьяволу, Боб, отдай свою душу Джа, не давай сатане власти забрать твой дух! Не сдавайся, Боб, не останавливайся, иди прямо к Отцу нашему в землю обетованную!
Я сняла красную, черную и зеленую ленты с пояса, повязала вокруг его головы и выкрикивала библейские предостережения, пока не услышала, как доктора говорят:
— Надо ее успокоить.
Не успела я оглянуться, как они сделали мне инъекцию, и я заснула. Когда я пришла в себя, Боба не было в палате, и я осознала, что случилось.
К концу дня я была все еще не в себе, пока Стив не сказал мне:
— Мамочка, ты же помнишь, что папа говорит: «no woman no сгу» — «не плачь, женщина, не плачь». Поехали, вернемся на Ямайку.
И мы со Стивом сели на самолет, последний самолет из Майами, в шесть вечера. И из аэропорта мы поехали прямо в дом на холме, который я рискнула выбрать перед отъездом в тот злополучный тур.
Глава тринадцатая
«WHO CAN BE AGAINST US»
(«Кто против нас пойдет»)
Уход Боба стал катастрофой для меня. Он был моим мужчиной, моей силой, моим сердцем.
Я не сталкивалась со смертью в семье с детских лет. Теперь как будто отсекли часть меня, эмоциональную и духовную, даже физическую — потому что его отсутствие ощущалось и на этом уровне. Проснуться утром и не иметь возможности взглянуть на него было физически тяжело. Я не считаю смерть концом жизни, я верю, что дух продолжает жить, и верю в реинкарнацию в хорошем смысле. Но я впервые по-настоящему поняла это ощущение отсутствия, когда человек физически покидает этот мир.
Боб скончался примерно через месяц после получения ямайского Ордена за заслуги, одной из высших наград страны. Я перевезла его останки из Майами в Кингстон — мы могли бы доставить его в любое место, которое он выбрал бы, но мы вернули Боба на Ямайку — это было уместно, хотя еще уместнее было бы похоронить его в Африке, в земле, о которой он мечтал и которую потом увидел наяву. Мы надеемся когда-нибудь это сделать. Пусть хотя бы посмертно сбудется его мечта, и его косточки найдут покой в земле Африки.