Нобелевская премия

Эшбах Андреас

Когда поезд проезжал, я успел глянуть на его лицо. К моему безмерному удивлению, оказалось, что я знаю этого человека. Более того, я не спутал бы его ни с кем даже при более неблагоприятных обстоятельствах.

То был Пер Фаландер.

Я не мог поверить своим глазам. Мой надзорный куратор, который некогда был прямо-таки заспиртован в алкоголе? Точно, он живёт в Бьёркхагене, но… но как он сподобился обзавестись такой подругой? Или возлюбленной, или кем там она ему приходится? Я знал его только монахом, аскетом, преданным одному хмелю.

Неужто я своими глазами видел то, что я видел? Я таращился

в тёмный туннель, где скрылся последний вагон, и не находил ответа.

Пригрохотал и мой поезд. Я направился к одной из дверей, но она раскрылась раньше, чем я подошёл. Оттуда выходили люди. На заднем плане стояла девочка с длинными светлыми волосами, лет четырнадцати-пятнадцати, с вышитой повязкой на лбу. Она походила на Кристину, по крайней мере, так мне показалось на мгновение, от которого я закаменел. Потом она повернула голову, и я увидел, что это не Кристина, конечно же, нет, но войти в вагон я так и не смог.

Нет. Больше мне нельзя терять время попусту. Я должен действовать, немедленно, сейчас же.

Спустя четверть часа я сидел в своей машине и ехал в сторону Ваксхольма.

В прежние времена мои задания не раз заводили меня в другие страны, и там я видел большие и просто роскошные виллы, но, по шведским представлениям, дом Боссе Нордина был, без сомнения, настоящим дворцом. Хотя с улицы было видно не так много, поскольку основное скрывалось за высокими густыми вечнозелёными кустами, всё это владение прямо-таки кричало, что здесь есть деньги! деньги! деньги!и деньги большие.

Это не мог быть дом университетского профессора.

Я проехал всю улицу и припарковался в самом тёмном углу, какой только смог найти. Потом вышел, остановился и прислушался.

Улица была безлюдна и пуста. Было холодно, хоть и не так морозно, как в Стокгольме, и пахло морем.

Я поднял воротник куртки и медленно двинулся – вдоль забора мимо владения Боссе Нордина. В тёмном саду за живой изгородью стояли сооружения для детских игр, качели, горка и нечто вроде песочницы. Всё чисто прибрано, покинуто и сиротливо. На колоннах у въезда во двор красовались каменные китайские львы с грозно раскрытой пастью, а от погружённого в полную темноту дома доносился перезвон ветряной подвески. На почтовом ящике значилась только фамилия Нордин,больше ничего.

Я оглянулся по сторонам, сделав вид, будто что-то ищу по карманам. Никого, кто бы наблюдал за мной. И другие дома в этом квартале, не менее впечатляющие, казались пустыми и покинутыми. Улица призраков. Можно было постоять и изучить подступы и отходные пути.

В этом смысле темнота скорее создавала препятствия. С улицы уже не видна была дверь, я не мог разглядеть, зарешечены ли окна. Разумнее всего было вернуться сюда завтра утром, в тот короткий промежуток времени, когда на небе покажется зимнее солнце.

Но мне было не до разумных вариантов. Раз я уже здесь, зачем ждать до утра? Почему не приступить к делу прямо сейчас?

Разумеется, были веские аргументы против. Самые важные из них: невозможно оценить степень риска. Обычно частные квартиры защищены так плохо, что вскрыть их можно без проблем. Но с виллами – другое дело. Там зачастую есть ценности, которые надо охранять, дорогие картины или другие коллекции,

сейфы с документами, золотом и драгоценностями хозяйки – все те вещи, которые кормят производителей охранных систем, сигнализаций, запирающих устройств и фотоэлементов, а также владельцев охранных служб.

Но разве сейчас это имело значение? Терять мне было нечего. Оставалось всего несколько дней до нобелевских торжеств, после которых отпадут все основания оставлять в живых Кристину и Ганса-Улофа. К тому же от Кристины уже несколько дней не поступало никаких сигналов, что в худшем случае могло означать, что её уже нет в живых, а Ганса-Улофа путём нехитрого манёвра заставляют помалкивать до последнего. То, что им пока ещё важна его жизнь, вполне понятно, и без того три члена Нобелевского комитета погибли за несколько дней до решающего голосования. Смерть ещё одного за несколько дней до вручения премии могла бы привлечь к себе ненужное внимание. Возникли бы вопросы, лишние для закулисных воротил.

Ну ладно. Хватит рассуждать. Я двинулся назад к машине. Интуиция благоразумно подсказала мне на всякий случай держать в багажнике фонарь и инструменты. На что же мне ещё и полагаться, как не на интуицию?

Кованые садовые ворота были заперты на простой замок. Я наскоро проверил, есть ли тут фотоэлементы или другие подобные устройства, которые следовало предварительно исключить, но ничего не обнаружил. Итак, открыть замок – и вперед.

Но только не крадучись! Красться – значит навлечь на себя подозрение. Никогда нельзя на вражеской территории без нужды передвигаться украдкой, надо двигаться непринуждённо, целеустремлённо и естественно, как будто у тебя здесь дела, будто ты предаёшься своей в меру любимой работе. Я мог быть, например, охранником, который делает обход, или посыльным, который просто должен положить что-то у двери дома.

С такой установкой я ушёл однажды даже с территории фирмы, когда сигнализация по моей оплошности сработала и гудела вовсю. Повсюду мигали жёлтые лампочки, ревела сирена, а я размеренным шагом прошествовал мимо будки вахтёра и ещё умудрился удивлённо спросить у него, что тут за шум. Он тоже не знал, но ещё успел пожелать мне хорошего дня.

Дверь дома была оснащена дорогим цилиндрическим замком. Замок, к тому же, был смонтирован по всем предписаниям, с хорошо защищенной личинкой, так чтобы к розетке снаружи не подобраться. Мне пришлось встать на колени, зажав фонарик в зубах, и орудовать несколькими отмычками минут десять, не меньше, прежде чем задвижка наконец поддалась.

В прихожей меня ждал – вот досада, но в принципе я был ко всему готов, – учащённо мигающий красный светодиод. Он был вставлен в стальную коробку с цифровым блоком, на жидкокристаллическом дисплее уже шёл обратный отсчёт секунд, начавшись, как видно, с тридцати. Это был стандарт в таких ситуациях: у вошедшего в дом было в запасе 30 секунд времени на то, чтобы набрать на блоке код, в противном случае сигнализация поднимет тревогу.

У меня ещё оставалась 21 секунда. Обычно в таких случаях рекомендовалось уносить ноги, поскольку аппаратура была от такого производителя, с которым не справиться за столь короткое время, тем более с теми кусачками и отвёртками, какие были у меня при себе. Но на стене, к моему счастью, висела записка: