Ночь Бармаглота

Браун Фредерик

На самом деле, если я и был в чём-то уверен, так это в том, что Смит не покончил с собой. Но кто его убил и зачем? «Стрижающие мечи»? Была ли такая группа?

Где они были? Почему не пришли?

Мурашки поползли у меня по спине от внезапной мысли. Возможно, они пришли. Мне казалось, что я слышал, пока мы ждали, как приехала и уехала машина. Почему бы ей не высадить пассажиров?

Ждут меня внизу — или прямо сейчас карабкаются ко мне по чердачной лестнице.

Я посмотрел вниз. Свеча мерцала, тени танцевали. Я напряг слух, но не раздавалось ни звука.

Ниоткуда.

Я боялся шелохнуться, а потом постепенно осознал, что этого уже не боюсь. Мне надо уйти отсюда, прежде чем я сойду с ума. Если что-то есть внизу, то лучше спуститься и встретиться с ним, а не ждать, когда оно поднимется сюда за мной.

Я чертовски жалел, что отдал Смайли тот револьвер, но пожелание мне револьвера не вернуло.

Ну, бутылка виски была своего рода оружием. Я переложил фонарик в левую руку, а правой взял за горлышко бутылку. Полная более чем наполовину, она была вполне тяжела для дубинки.

Я подкрался на цыпочках к лестнице. Не знаю, зачем я встал на цыпочки, разве что стараясь не перепугать себя ещё сильнее собственным шумом; до сих пор тут стояла такая тишина, что падение Смита отдалось по всему дому. Если внизу кто-то был, он знал, что не один в здании.

Я взглянул на квадратный набалдашник перил и короткую, толстую свечу, всё ещё горящую на нём. Мне не хотелось к ней прикасаться; хотелось иметь возможность сказать, что я не прикасался ни к чему, лишь пытался нащупать сердцебиение. Но и оставить свечу горящей я не мог; упав, она могла поджечь дом, ведь Смит не закрепил её плавленым воском, а просто поставил на перила.

Я пошёл на компромисс, задув свечу, но не дотронувшись до неё.

Фонарик показал мне, что на лестнице, ведущей вниз, на второй этаж, никого и ничего нет, а дверь внизу по-прежнему закрыта.

Прежде чем спускаться, я в последний раз оглядел чердак в свете фонарика. Когда луч пронёсся вдоль стен, запрыгали тени, а потом я зачем-то задержал круг света на теле Иегуди Смита, распластавшегося на полу, всё ещё невидяще взирающего широко раскрытыми глазами на стропила, с лицом, искажённым гримасой той жуткой, хоть и недолгой боли, что его убила.

Мне ужасно не хотелось оставлять его одного там, в темноте. Какой бы глупой и сентиментальной не была эта мысль, я не мог от неё избавиться. Этот парень был такой милый. Кто, чёрт возьми, убил его, и зачем, и почему столь странным образом, и что вообще всё это было? И он говорил, что приходить сюда сегодня вечером опасно, и был в самом деле мёртв, как и опасался. А я?..

Тут я снова испугался. Я ещё не ушёл отсюда. Ждёт ли кто-то или что-то внизу?

Не покрытые ковром ступени чердачной лестницы скрипели так громко, что я оставил попытки идти тихо и прибавил шаг. Дверь тоже скрипнула, но по ту её сторону ничто меня не ждало. Как и внизу. Я посветил фонариком в большую гостиную, проходя мимо неё, и на мгновение испугался, подумав, что нечто белое приближается ко мне… Но это был лишь покрытый скатертью стол — и лишь казалось, что он движется.

Крыльцо — и вниз по ступенькам крыльца.

Машина всё ещё стояла на

подъездной дорожке рядом с домом. Теперь я заметил, что это было купе, той же марки и модели, что и у меня. Мои ноги хрустели гравием, когда я шёл к машине; я всё ещё боялся, но не осмеливался бежать. Я думал, не оставил ли Смит ключи в автомобиле, и отчаянно надеялся, что это так. Мне следовало подумать об этом, пока я был ещё на чердаке и мог порыться в его карманах. И я понимал, что теперь не вернусь туда ни за что на свете. Лучше пойти в город пешком.

По крайней мере, дверца машины была не заперта. Я скользнул под руль и осветил фонариком приборную панель. Да, ключ зажигания в замке. Я захлопнул дверцу и почувствовал себя в запертой машине в большей безопасности.

Я повернул ключ, нажал на стартер, и двигатель завёлся сразу же. Я переключился на нижнюю передачу, а затем, не выжимая сцепления, снова осторожно вернулся на нейтральную и, оставив двигатель работать вхолостую, застыл.

Это была не та машина, на которой Иегуди Смит привёз меня сюда. Ручка переключения передач была из жёсткой резины с рубчиком, а не из гладкого оникса, который я заметил на ручке в его машине. Она походила на ту, что в моей машине, стоявшей дома в гараже с двумя спущенными шинами, которые я так и не починил.

Я включил верхний свет, хотя мне это было уже ненужно. Я уже знал — по ощущению органов управления при заводе и переключении передач, по звуку двигателя, по десятку разных мелочей.

Это была моя машина.

И это было так невозможно, что я забыл испугаться, что так поспешно покинул дом. О, в отсутствии страха была некая логика; если бы кто-нибудь поджидал меня, он сделал бы это в доме. Он не позволил бы мне добраться до машины и не оставил бы в замке ключ, чтобы я мог завести мотор.

Я вышел из машины и при свете фонарика осмотрел две шины, спустившиеся утром. Теперь они были целы. Кто-то или починил их, или просто спустил из них прошлой ночью воздух, а затем снова накачал их ручным насосом из моего багажника. Второе казалось более вероятным; теперь, когда я задумался об этом, выглядело странным, что две шины — обе в хорошем состоянии и с хорошими камерами — спустились, полностью спустились одновременно и в тот момент, когда машина стояла в моём гараже.

Я обошёл машину кругом, осмотрел её и не заметил ничего странного. Вернувшись за руль, я с минуту сидел там с работающим двигателем, задаваясь вопросом, неужели возможно, что Иегуди Смит привёз меня сюда на моей собственной машине.

И решил, что нет, совсем нет. Я не разглядел его машину, не считая трёх деталей, но этих трёх деталей было достаточно. Кроме ручки переключения передач, я вспомнил то радио с нажатой кнопкой «WBBM», хотя в моей машине радио нет вообще. А ещё то, что у него мотор шумный, а у меня тихий. Сейчас, когда он работал вхолостую, я его почти не слышал.

Если я не сошёл с ума…

Мог ли я вообразить ту другую машину? И если так, мог ли я вообразить Иегуди Смита? Мог ли я приехать сюда сам, в своей машине, подняться на чердак один…