Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых
Шрифт:
Лютомер сделал шаг. Даже он, оборотень, чувствовал себя неуютно и тревожно. Но идти было надо.
– Ступай, ступай! – крикнул старик ему вслед. – Нет, погоди! Я тебе покажу!
Тяжело припадая на ногу и опираясь на вилы, Просим обогнал Лютомера и скрылся за елями. Лютомер нагнал его возле ямы. Когда-то буря вывернула высокую ель из земли, образовалось углубление, в котором постепенно скопилась вода. Сейчас в яму свешивались корни, мох, но было заметно, что совсем недавно ее тревожили.
– Гляди-ка! – Тяжело дышащий старик указал ему черенком вил вниз. – Под воду гляди. Видишь?
И Лютомер увидел. На первый взгляд казалось, что на дне ямы под прозрачной рыжеватой водой лежит несколько круглых белых камней. Но он сразу понял, что это не камни. Это черепа. Три,
Уже догадываясь, что все это значит, Лютомер протянул ладонь в сторону черепов. Не сразу, неохотно, выпитые до дна кости все же откликнулись, перед глазами стали появляться смутные образы. Красовик из Переломичей, молодой мужик, недавно женившийся… Пошел на охоту и не вернулся. Шумила, старший сын излучинского старосты… Грач, рыбак… А, старый знакомый – Громник, холоп-кожемяка из Ратиславля. Его исчезновение Лютомер хорошо помнил – три года назад об этом много говорили, его искали и семья, и князь, и все недоумевали, куда кожемяка-то мог подеваться? Рыбак, ладно, мог из челна головой о камень навернуться, охотника в лесу медведь мог заломать или болото затянуть…
Вот оно, общее для всех болото. И никому – ни родне пропавших, ни князю, ни волхвам – не пришло в голову связать исчезновения людей с девчонкой из княжеской челяди, вчерашним ребенком. Который каким-то образом изловчился найти щель в Бездну и скармивать ей людей, чтобы взамен тянуть оттуда силу.
– Который… который тут Упрямка, не знаешь? – тихонько спросил старик. – Не разберу я… не отзывается…
– Вон тот, – Лютомер кивнул на один из черепов. – Достать?
– Достать бы… Погрести по-человечески… Жертвы принести… Да поможет ли? – Старик вздохнул и тяжело опустился прямо на мох. – Что толку кости ублажать, когда душа вся сожрана! Она ведь и к Подмоге подкатывалась. – Подмогой звали его среднего сына. – Сразу как овдовела, да уходить не хотела, все говорила, около тебя, батюшка родненький, хочу век вековать! Тьфу, возьми ее леший! Да слава чурам, парень уже женился тогда. А жена как увидела, куда эта дрянь свои глаза бесстыжие наставила, так волосья ей подрала, рожу расцарапала, а потом взяла в сенях косу да и погнала прочь со двора. Тогда та и ушла в Ратиславль обратно, растрепой. Вот ведь – девка глупая, а лучше меня поняла, что нечего эту лешачиху в доме приваживать!
Девка глупая и то догадалась… Лютомеру хотелось зажмуриться от мучительного стыда. Все оказалось еще хуже, чем он думал. Он считал, что вчерашнее покушение должно было сделать его первой жертвой колдуньи. А оказывается, этих жертв уже семь! Одного за другим, по человеку в год, она уводила мужчин в лес – сперва девчонка, потом замужняя женщина, потом молодая вдова. Все творилось под носом у волхвов и у него, Лютомера, но никто ничего не замечал! И это место! Он-то думал, что в Ратиславле и в окрестном лесу для него нет тайн. А оказалось, что вот здесь, в каких-то пяти верстах, много лет стоит открытым лаз из Нижнего мира, проделанный каким-то тамошним духом для своих целей. А он все эти годы бегал волком по округе, мог унюхать след любого зайчонка – а этого лаза не замечал.
– Но кто же ее научил? – Лютомер посмотрел на старика, скорчившегося на мху, как трухлявый гриб. – Я думал, ты, дед. А выходит, другой кто-то. Кто?
– Кто? – Просим уколол его взглядом. – А ты не понял, Велесов сын? От кого ее мать-то родила, ты знаешь?
– От кого?
– Вестимо, не княжеское это дело, за девками глядеть, кто с кем по кустам гуляет! – с издевкой продолжал старик. – А она, Северянка-то, на Купалу с лешим-батюшкой похороводилась. Вот и нагуляла.
Так бывает – в Купальскую ночь или во время новогодних колядок, при угощении умерших, когда грань между Этим Светом и Тем истончается и становится преодолимой, духи завладевают телами наплясавшихся до одури людей. Видно, и тогда какой-то парень впустил в себя лешего да и повстречал Северянку. Парень-то утром и не вспомнил ничего, а последствия сказались вот когда – через двадцать лет!
– Это
– Не ему. Он, батюшка, так много не просит. Ну, меду горшочек, хлеба каравай, молочка там… – Бортник, вынужденный жить в мире с Лесом, хорошо знал, как с ним обходиться. – А пуще всего слово доброе, он и доволен. А тут иное дело.
– Какое? Начал, так говори, дед. – Лютомер пристально взглянул на бортника, стараясь подавить досаду. – Ты с этой тварью лучше всех, выходит, знаком. Поучи уж нас уму-разуму, хоть и с опозданием. Может, хоть кого-нибудь уберечь успеем. Или думаешь, что она больше за Подмогой твоим никогда уже не придет, косы убоявшись?
– Да чтобы я ее на порог… Да я сам косу возьму!
– А как ты эту яму нашел? Недалеко ведь от займища. Неужели раньше здесь не ходил, за столько лет ни разу?
– Да ходил. Вон там у нас еще три борти, – старик кивнул куда-то на лес, – и я мимо ходил, и Упрямка… А там, за логом, излучинцев пашня была, три года пахали, теперь второй год как бросили, не заросло еще. Все ходили, – он опять сглотнул и замолчал, заново осознав, что из трех сыновей-помощников ему остался только один. – Да зачаровано было. А теперь, как меньшой пропал, меня прямо как ножом по сердцу. Чую – беда. Пошел, поклонился, попросил… Мне и показали… А так бы еще семь лет мимо ходил…
– Семь лет… – повторил Лютомер.
У него мелькнули сразу две догадки, разные, но дополняющие друг друга. Сейчас Хвалису девятнадцать лет, Галице, стало быть, тоже. Семь лет назад им было по двенадцать, и они принимали посвящения. Лютава говорила вчера: уж не обзавелась ли Галица духом-помощником – да только кто ей, дуре старой, помогать возьмется? Духов-помощников получают при посвящении. Но не все и не всегда, а только те, кто сумеет убедить духа служить себе, кто достоин этого своим происхождением, кому помогут старшие и мудрые… У Галицы не было ничего – ни мудрости, ни рода, ни наставников. Только мать-холопка и отец-леший. И этот-то отец мог научить ее, как привлечь духа Нижнего мира. Посредника между миром и Бездной. Эти не разбирают, что за человек. Они будут служить любому, кто их накормит. Но если Лютава в благодарность своим духам-покровителям разбрасывает по траве кусочки хлеба и брызгает молоком или медом, то духи Нижнего мира желают человеческой крови.
А спускаться вниз гораздо легче, чем подниматься вверх. Добывать оттуда силу проще, и плоды такой ворожбы зреют быстрее.
– Ты знаешь, дед, такие чары, чтобы семь лет духа кровью кормить? – спросил Лютомер.
– Дошло наконец! – угрюмо буркнул Просим. – Как пешком до Ирия! Есть такие чары. Семь лет духа кровью кормят, а он растет. И через семь лет помогать начинает. Вот она себе и вырастила.
Да уж, вырастила. Лютомер молчал, одолеваемый стыдом за свою слепоту и глупость.
– Ладно, слезами горю не поможешь. – Он встал и оправил пояс. При этом ему снова вспомнился хазарский «подарок», из-за которого и он мог оказаться там же, где сейчас был Просимов сын. – Вот что, дед. Если она вдруг появится, если ты хоть след ее в лесу учуешь, или расскажет кто, или птица чирикнет – сразу мне дай знать. Пришли кого-нибудь, пусть только скажут, что у Просима-де новости есть – я пойму. Она не только мой враг. Упыри всегда на старое место идут – она еще за твоими домочадцами придет.
– Пусть-ка придет, – пробормотал старик. – Уж я встречу…
Лютомер попрощался и пошел прочь. Через эту яму Галица проникала к своей щели в Бездну, но идти тем же путем Лютомеру было еще рано. Чтобы не оказаться утянутым в черную тьму, к такому походу надо как следует подготовиться.
Проходя мимо тына, он снял свое маленькое заклятье с Просимовых внуков, воображавших себя щенками, а взамен наложил на ворота другое, охранительное. А то ведь родители на покосе, а дед еще долго будет сидеть возле следа, уводящего в недоступные человеку пространства, где отныне крылся его кровный враг. И Лютомер был не склонен недооценивать возможности немощного старика.