Ночь Cвятого Валентина
Шрифт:
– Матерь божья, оказывается, мир – не такое уж и спокойное место.
Тут же дверь без стука открылась, и в комнату вбежало несколько солдат, в том числе и генерал. Солдаты остановились стройной шеренгой у двери. Генерал подошел к Старковскому.
– Простите, что тревожим. Да вы, кажется, и не спали. Тут срочное дело. Вам нужно поехать с нами.
– Да, я готов.
По коридору шли быстро, Старковский еле поспевал.
– Простите, генерал, я забыл, как вас зовут.
– Грунин. Сергей Иванович, заведующий Южным
Вошли в лифт. Грунин нажал кнопку.
– Знаете, кто такие дампиры?
– Да, это те, кто охотится на вампиров.
***
Ехали быстро, то и дело подпрыгивая, – водитель очень спешил. Грунин сидел рядом с ним на переднем сидении. Старковский – сзади рядом с незнакомым ему тихим молодым человеком, глядевшим на свои руки на коленях.
– Познакомьтесь, это Михаил, наш экстрасенс.
Старковский посмотрел на парнишку, тот нервно кивнул и сжал ладони в кулаки. Дальше ехали молча. Старковский хотел спросить, куда они так мчатся, но почему-то не стал. То ли странный вид Михаила его напрягал, то ли нахождение рядом Грунина вселяло чувство безопасности.
Наконец, машина остановилась. Выйдя, литератор не узнал район и, прочитав на доме название улицы, понял, что находится в южной части города.
Дальше вошли в подъезд и поднялись на пятый этаж. У открытой двери дежурил милиционер. Грунин показал удостоверение, и новоприбывших впустили в квартиру. Где-то в одной из комнат послышался шум. Затем дверь открылась, и оттуда вышел парень с фотоаппаратом.
– Уже и журналисты тут как здесь, – недовольно буркнул Грунин, провожая его взглядом.
Было не убрано. Повсюду разный хлам, пустые бутылки. Вошли в спальню – такой же бардак. Покрывало скинуто с кровати, а на ней…
– Боже! – Старковский закрыл глаза и отвернулся.
– Да, – вздохнул Грунин, рассматривая мертвое тело. – И, как всегда, она – роза.
Обнаженная девушка была красива – слишком красива, чтобы быть мертвой. На ее груди лежала черная роза.
– Это точно был он, – хмуря брови, произнес Грунин. – Михаил Федорович, взгляните.
Молодой человек приблизился, закрыл глаза и протянул руку над телом девушки. Его лицо было суровым и сосредоточенным, губы поджаты, на лбу выступила испарина.
Но тут неожиданно он отдернул руку. Старковский вздрогнул. Они с Груниным молча посмотрели на Михаила и обомлели. Глаза Михаила стали полностью белыми – глазные яблоки исчезли. Он стоял возле тела и держал над ним дрожащую руку. Так он стоял минуты две, а затем, со вздохом, убрал руку и покачал головой. Глаза его снова стали нормальными, но выглядел он ужасно усталым.
– Остерегайтесь красоты… – грустно произнес он.
– Вы долго еще? – в дверях показалась голова милиционера. – Вон следователь пришел. Он будет работать.
– Уже уходим! – ответил Грунин. – Ребята, Олег Евгеньевич, Михаил Федорович, идемте. Мы узнали, что нам было нужно.
Далее они
– Михаил Федорович, можно вас спросить? Почему вы… – но Грунин обернулся и перехватил его руку со словами: «Не надо, Олег Евгеньевич, не сейчас».
***
Оказавшись в тихой темной комнате, с тусклым торшером, скудынм на свет, Старковский, Грунин и Михаил сели за стол.
– Расскажите, наконец, что с ней случилось, – тихо попросил литератор. – Ее изнасиловали и убили?
– Нет, – ответил Грунин, вздохнув. – Все намного хуже. Не поймите меня неправильно. Тот, кого мы ищем, не насилует. Он, как бы помягче, забирает… души.
Он замолчал. Литератор нахмурился, обдумывая слова. Тем временем, Грунин внимательно посмотрел на Михаила:
– Михаил Федорович, вы нам ничего не расскажете?
– Я… – тот замялся. – Бедное создание, она этого не заслужила. Совсем еще юная. Ее зовут… звали Лариса. Сначала я увидел, как она шла по гостинице, искала какую-то дверь. Было еще двое. Одеты были как панки или рокеры. Концерт был какой-то, рокерский. А там в той гостинице вроде как вокалиста искали или группу. Но ошиблись дверью. А дальше… был полный трэш. Там был… он. Это его рук дело.
Старковский и Грунин переглянулись.
– Но я не видел ни его лица, ни одежды. Только образ. Образ зла. А перед убийством он сказал… что-то на латыни.
– «Полураскрывшийся бутон. Что может быть прекраснее?» – задумчиво произнес Грунин. – На латыни. Что вы еще видели?
– Ничего. Я не знаю, как она оказалась в этой квартире.
– А что за отель? Что за номер?
– Не знаю. Все было так размыто. На этот раз было очень тяжело. Словно кто-то препятствовал мне. Все силы у меня отнял.
– Да, выглядите очень усталым. Вам нужно отдохнуть. Не волнуйтесь, у нас вы будете в безопасности.
– А я? Мне тоже придется пойти с вами, Сергей Иванович? – вырвалось у Старковского. – Простите за бестактность, но…
– Я вас понимаю. Я пережил то же, что и вы. И хочу вам сказать, я держался не так бодро. Но, как видите, я еще здесь. – после этих слов он грустно улыбнулся. – Вы не будете с нами до гробовой доски, но несколько дней придется. И еще кое-что. Марина навела справки о вашей семье. Боюсь…
– Что? – Старковского охватило беспокойство.
– Олег Евгеньевич, у меня для вас плохие новости… То, что случилось с этой девушкой, Ларисой… это связано и с вашей дочерью тоже.
– О Боже! ЧТО?!
– Взгляните.
Грунин достал телефон и показал литератору. Тот посмотрел на заголовок статьи в газете и затем на фотографию, на которой узнал свою дочь.
– Сашенька!!!
От боли он вскрикнул и схватился за сердце. Пошатнулся и чуть не упал. Грунин и Михаил подхватили его и, поддерживая, усадили на стул.