Ночь не принесёт прохлады
Шрифт:
– Не поделитесь, а сколько рабов было лично у вас?
– хитро прищурившись, поинтересовалась Селена.
– Ровно столько же сколько у девяти десятых граждан Империи: двое - правая и левая рука. Как вы видите они и сейчас при мне. Но что это меняет - от классовой борьбы не спрятаться и не уйти.
– Вы внесли бы куда больший вклад в эту борьбу, если бы пошли в надсмотрщики или охотники за беглыми рабами, - с нескрываемой иронией заметила Тансервилл, - с вашими-то талантами. Надсмотрщики, между прочим, неплохо получают, спросите хотя бы у надсмотрщика Джакомо Гриндейла. А про гонорары охотников вам, думаю, охотно поведает Ренцо.
–
– Только через мой труп, - клятвенно пообещал Дагоберто.
– С вами и так понятно, - перевёл я взор на Эрмано Тимотео, - такими темпами рабы у вас очень скоро закончатся.
– Ну вы и скажете, - рассмеялся алвезианец, - рабы закончатся. Виданное ли дело, чтобы они закончились. Вы ещё ляпните, что мы всех бизонов когда-нибудь перебьём.
Уходили магистр и Мортимер вместе. Что ни говори, а классовая борьба здорово сближает.
Глава 15. В моих воспоминаниях я приближаюсь к сути
– Итак, вы мирно работали библиотекарем, а затем произошла совсем другая история, которую вы обещали мне рассказать, - напомнила мне Селена.
– Она началась, когда мама меньше чем за год до своей смерти родила мою младшую сестру, - задумчиво произнёс я.
– Меньше чем за год?
– переспросила Тансервилл.
– У неё был рак груди, - пояснил я, - магия исцеления, как это обычно и бывает, оказалась совершенно бессильной. Согласен, трудно понять ту, что в шаге от верной смерти дарит жизнь, которую уже не способна лелеять и оберегать. Но вы - женщины, вообще, загадочные и непостижимые создания. Наверное, она очень хотела второго ребёнка. Сделай она иной выбор - всё пошло бы по-другому.
– А вы?
– А я, как и все нормальные дети, тоже мечтал о младшей сестре. Впрочем, я уже был не совсем ребёнок - мне тогда исполнилось тринадцать лет.
– Приличная разница, - заметила Селена.
– Согласен. Поэтому я отлично помню, как мы все возвращались из родильного дома, как отец нёс сестру всю дорогу на руках, а та мирно спала, завёрнутая в одеяло. Как она открыла сперва лишь один глаз, как я подумал, рассматривая её красное личико, что в грудном возрасте мы, наверное, напоминаем себя в старости - новорожденные и в самом деле не отличаются той привлекательностью, что свойственна малышам постарше, как, наконец, сестра впервые очень и очень громко подала голос. Как за ней ухаживали мама и бабушка - последняя специально приехала к нам ради этого. Детская кроватка, детская коляска тёмно-вишнёвого цвета, детский манежик - их образы моя память запечатлела чётко и, похоже, навсегда. Помню как сестра научилась ползать, сперва задом наперёд, как она добралась до корзины с яйцами и разбила с полдесятка. Как она встала на ноги, осторожно держась за деревянные прутья кроватки, как делала первые неуверенные шаги. Девять месяцев в нашем доме, как мне тогда казалось, царили безмятежная идиллия и радость. Не зря говорят - счастье в неведении. Взрослые, конечно, прекрасно понимали, что это всё иллюзия и конец близок. Но несмотря
– Ну а потом...
– Ну а потом рак заявил о себе грубо, решительно и беспощадно. Вы не представляете как быстро сгорает от него человек. Полтора месяца и всё кончено. Последний месяц мама не вставала с кровати и единственным средством от нескончаемых, нестерпимых болей для неё стал морфиум. За две недели до её смерти отец наконец-то сказал мне, что положение безнадёжно и мама обречена, но я уже и сам прекрасно понимал это, а потому встретил жуткую новость спокойно и холодно. Да, сестру бабушка к тому времени уже забрала к себе, для неё это было не в новинку - по-моему, все её внуки и внучки в свои ранние годы жили у неё, я сам не был исключением. Правда, впервые это сопровождалось столь трагическими обстоятельствами.
– Некоторые учёные считают рак своеобразным запасным механизмом для самоуничтожения человека. Дополнительной гарантией, предусмотренной богами, от человеческого бессмертия. Поэтому врачи бессильны постичь природу его возникновения.
– Этот зверь вырывается наружу, когда защитная система человека даёт сбой, - невозмутимо произнёс я, - по крайней мере, мне так объяснил один умный целитель. А вот отчего этот сбой происходит - тут он перечислил целый список версий и предположений. Некоторые - весьма любопытные. Но ведь вам сейчас интересно вовсе не это?
– Вы правы, - с улыбкой подтвердила Тансервилл.
– Знаете, значительно позже после того дня, вы догадываетесь какого, мне приснился занятный сон. Я видел мою маму, я знал, что этот день должен скоро наступить и ловил каждое мгновение до него, стремясь выжить из них всё возможное. Время во сне летит стремительно. И тот день наступил, но ничего не произошло. Мы по-прежнему оставались вместе, как будто кто-то признал свою ошибку и отменил приговор. Поразительное ощущение. Даже не знаю как описать его и с чем сравнить. Невообразимая лёгкость бытия. Такие сны я видел ещё несколько раз. Ни с чем подобным не сталкивались?
– Доводилось, - спокойно кивнула Селена.
– Тем лучше, - сказал я, - на чём я остановился? Ах да, сестра жила у бабушки с дедушкой, этот был тот самый дедушка...
– Капитан стрелков-следопытов?
– Капитан Деметрио Ломбард.
– По линии отца.
– Вот именно. Сестра жила у них до пяти лет. Потом отец забрал её к себе, я к тому времени уже год учился в Ремии.
– Кстати, а почему после получения диплома вы переехали в город вашего дедушки, а не вернулись к отцу?
– Чертовски хороший вопрос, - одобрительно произнёс я, - наверное, потому что в городе дедушки я мог устроиться библиотекарем, а вот в городе отца - увы, только грузчиком. Не пользовался отец у себя таким уважением, как дедушка. Хотя, если честно, грузчики в его городе зарабатывали больше, чем я как библиотекарь в Южной Карлезии. Неудивительно - как-никак столица провинции.
– А кем был ваш отец, если это не секрет?
– полюбопытствовала Селена.
– Он преподавал в университете. И в связи с этим обладал одним очень серьёзным недостатком - совершенно не брал взяток.