Ночь с Каменным Гостем

Леонтьев Антон Валерьевич

Нам выделили по большому пластиковому балахону черного цвета, мы вышли во двор. Хлестал ливень, ноги у меня мгновенно промокли и утонули в тяжелой глине. Чертыхаясь и проклиная всех на свете – маньяка Климовича, директора тюрьмы и в первую очередь неуемную Киру Компанеец, я потащилась вслед за ней и Раппортом куда-то в темную даль. Внезапно вспыхнул свет – на вышке включился прожектор. Я увидела, что мы находимся на кладбище. Небольшие каменные квадраты с именами, номером и датой смерти (расстрела!) виднелись тут и там.

– Прошу вас, вот и могила Климовича, – сказал директор,

указывая рукой на одну из плит. Так и есть, «17-СВ-59 Вулк Климович, … 25.12.1985». Профессор склонилась над могилой, что-то долго рассматривала и наконец изрекла странным тоном:

– Теперь мне все окончательно стало ясно. Господин директор, мы более не будем злоупотреблять вашим гостеприимством.

Раппорт любезно ответил:

– Увы, не могу вам предложить остаться переночевать, ибо у нас нет комнат для гостей, да и вряд ли вы сами захотите провести ночь в нашем заведении. Автомобиль доставит вас в город. Но перед тем как вы покинете нас, я напою вас коньяком в качестве профилактики простуды!

Через полчаса мы покинули тюрьму. Я была рада оказаться в теплом автомобиле, мы отправились в обратный путь. В голову лезли глупые мысли о вулкодлаке, который рыщет по горам в поисках жертв. Шофер был другой, не тот, что вез нас в тюрьму, он молчал всю дорогу. Кира, уморенная впечатлениями, откинулась на сиденье и спала.

Нас высадили около небольшой гостиницы, в которой мы заранее забронировали места: поезд на Экарест, курсировавший раз в сутки, ушел еще днем, нам пришлось остаться в городке на ночевку. Мы разместились в двухместном номере, я в изнеможении повалилась на кровать и пролепетала:

– Кажется, мы не узнали ничего нового, Кира Артемьевна! Вулк Климович был расстрелян, это не подлежит сомнению, но каким образом его отпечатки пальцев и волосы оказались на месте преступлений?

Профессорша энергично заметила:

– Даночка, какая же вы легковерная и ненаблюдательная! Сегодня я окончательно убедилась в том, что Климович не был расстрелян, и наша задача выяснить, что с ним произошло!

Слова Киры мгновенно прогнали сон, я подскочила с кровати и спросила:

– Но как же так – мы видели и личное дело Вулка, и заключение о его смерти, и могилу, в конце концов!

Профессор рассмеялась:

– Соглашусь с вами, Даночка, они и о реквизите позаботились! И потрудились не только над тем, чтобы документы выглядели как подлинные, но даже могилу Вулку создали. Пока директор водил нас по музею, его верная Агнесса сляпала свидетельство о захоронении, которое нам презентовали. Вы не обратили внимания на то, что справка, которой якобы более двадцати лет, напечатана не на машинке, а на лазерном принтере – и какие же лазерные принтеры могли быть в провинциальной тюрьме в 1985 году?

– Значит, вы думаете, что Климович жив? – спросила я, ежась, – мысль о том, что злобный маньяк избежал наказания, пугала меня.

– Даночка, – пропела Кира, – я не позволю обвести себя вокруг пальца! Вы зевали в тюремном музее, а я внимательно осмотрела экспонаты. Там, например, имеется фотография, сделанная 31 декабря 1985 года – начальство и охранники встречают Новый год.

И кого, как вы думаете, я там увидела? Нашего любезного директора Раппорта, который, по его собственным словам, в те дни валялся дома с ангиной. А на фото он – цветущий и здоровый и с бутылкой шампанского! Он придумал отговорку, чтобы не беседовать с нами о якобы расстреле Вулка.

– Согласна, что слова директора вызывают сомнения, но ведь он мог специально приехать в тюрьму на Новый год, несмотря даже на ангину, – предположила я.

– Мог, – подтвердила Кира, – однако почему он об этом умолчал, упорно создавая впечатление, что, когда казнили Климовича, он отсутствовал? Думаю, никакой ангины не было и в помине!

Я задумалась: Кира права – если директор соврал нам в такой мелочи, то кто гарантирует, что он в остальном говорил правду?

– Даночка, вы помните номер, который был присвоен могиле Вулка? – спросила Кира. Я созналась, что не обратила на это внимания.

– Я так и знала, поэтому прихватила с собой это, – профессор извлекла из кармана жакета сложенный вчетверо лист бумаги.

Я развернула его и ахнула – это было заключение о смерти Вулка, которое директор демонстрировал нам в столовой.

– Вы его украли? – выдохнула я. – Но, Кира Артемьевна, когда директор обнаружит, что его не хватает, то он…

– Будет молчать! – заключила Компанеец. – Ничего другого ему не остается – если он поднимет скандал, это привлечет ненужный интерес к тюрьме и некоторым событиям, которые имели место в декабре 1985 года. А этого Раппорт стремится непременно избежать. Взгляните на номер: 12-СВ-44. А знаете, какой номер был указан на могиле, в которой лежит, по утверждению директора, Вулк? 17-СВ-59! У Агнессы не было времени, чтобы узнать точный номер, ей наверняка было приказано «найти в архиве» эту бумажку, то есть напечатать ее и снабдить подписями и печатями за то время, пока Раппорт демонстрировал нам свою епархию. Я не могла поверить своим глазам, Даночка, когда увидела это.

– И вы думаете… – произнесла я со страхом.

Кира победоносно провозгласила:

– Я думаю, что Вулк жив! Это единственно возможное объяснение, Даночка! Он жив и снова убивает!

Кира уселась на кровать и схватила телефонный справочник с журнального столика. Она явно искала в нем что-то.

– Хочу проверить заявление господина директора. По его словам, все, кто служил в то время в тюрьме, кроме него самого, умерли. Так ли это?

– Но, Кира Артемьевна, сейчас половина десятого! – возмутилась я.

Профессорша отмахнулась:

– Значит, я могу быть уверена, что те, кого я разыскиваю, если они живы, сидят дома. Итак, начнем с бывшего директора. Его фамилия, как и фамилии прочих ответственных лиц, указаны в заключении о смерти.

Несколько звонков, и Кира поняла, что Богдан Раппорт не обманывал, – и экс-директор, и врач, и начальник охраны покинули сей мир. Кира, приуныв, набрала последний номер – человека, носившего такую же фамилию, как и бывший палач. Трубку долго никто не брал, и в тот момент, когда профессор хотела сдаться и признать поражение, раздался старческий голос: «Слушаю!»