Ночь с лучшим другом
Шрифт:
— Для начала помоемся как люди. И даже выспимся без криков и криков «подъем». А потом надо бежать…
— Да, погоди ты с побегом. Этот Алекс сам сказал, что не завтра меня хотят забрать. Может быть за неделю мы станет настолько незаменимы, что он сам захочет нас здесь оставить…
— Он взял тебя на передержку, — говорю жестко. — Так что вряд ли его получится уговорить… Хоть на что-то…
И почему под «что-то» я думаю о совершенно неприличных вещах.
— Нужно бежать, — решительно заявляю я, но…
— Но
Это хороший план, и мы в приподнятом настроении поднимаемся наверх.
И после процедур в ванной, что больше общей душевой в детском доме, я надеваю свою пижаму с песиками и замечаю, что Митя уже спит.
Вот только у меня сна ни в одном глазу, зато в сознании пусто. И неверное дальнейшие действия глупость, но я все равно иду в сторону двери и на выход. По коридору. Вниз по лестнице. Туда, где горит свет под дверью…
И только постучаться я долго не решаюсь.
Как ему объяснить свое решение прийти сюда? Если я сама не знаю.
Собираю всю силу воли, поднимаю руку и в то же время дверь открывается, а на меня почти сваливается огромная туша Алекса. Но он успевает одуматься и взять тело под контроль.
— Что ты здесь делаешь, девочка?
Что я здесь делаю?
Если бы мне кто дал вразумительный ответ на этот вопрос.
Стою — самый простой. Смотрю на припорошенную волосами мускулистую грудь — уже сложнее. Фантазирую о том, как буду пальцами касаться их, инспектируя на мягкость — совсем за гранью.
Поднимаю голову выше, по обонянию бьет запах алкоголя. Такой терпкий, смешанный с табаком и одеколоном. Я пытаюсь найти в себе отвращение, ведь я ненавижу запах виски, которым порой был пропитан отец, но сейчас я ощущаю лишь желание вдохнуть его сильнее. Задохнуться.
— Саша, — как-то хрипло говорит Алекс, убирает прядку волос с лица. — Негоже маленьким девочкам разгуливать в таком виде рядом с большими дядями. Это может обернуться не слишком приятными последствиями.
Его рука ползет ниже, к щеке, шее, пальцы скользят, оставляя эфирный след, касаются тонкой бретельки маечки, под которой ничего нет. И сейчас я ощущаю это острее всего. Еще хлеще желание совсем ее откинуть и показать Алексу, что последствия могут быть очень приятными.
— А если я пришла специально? А если я хочу этих последствий?
На самом деле ты не хочешь, Саша.
Ты и мальчишек избегала, потому что боялась всегда этого самого секса.
У тебя в голове до сих пор стоят воспоминания о криках, которые доносились из спальни родителей по ночам. Такие, словно маму резали. А меньше всего ты хочешь испытывать боль. А сейчас ты просто играешься, смотришь за реакцией того, кто впервые за твои восемнадцать лет тебя действительно привлек. И думаешь, сможешь ли переступить через свои страхи и поддаться
— Куколка, — произносит он сдавленно и, удержавшись за косяк, наклоняет лицо. — Хочется вкусить взрослой жизни? Все вы такие любопытные. А потом требовательные. А потом становитесь суками, которые могут разрушить много чужих жизней. Я бы не хотел, чтобы ты стала такой. А удовлетворив свой мимолетный порыв, я сделаю тебя сукой…
Его речь странная, пугающая и не вызывает никаких приятных ощущений. Это заставляет попятиться от того, как пальцы почти коснулись груди.
— Правильно, малышка. Беги ка ты спать.
Так и делаю, стремительно развернувшись, шлепаю в комнату, где на большой кровати спит Митька. Укладываюсь рядом, подложив ладонь под голову, и размышляю.
Разбираю по косточкам слова Алекса, который, по его же словам, знал родителей. Но я была так поглощена собственными незнакомыми чувствами, что совершенно забыла спросить об этом. И все, что я узнала, что могу вызвать ответное желание.
И что мужчине стоило огромных усилий его сдерживать.
Даже не так, скорее всего мой шаг назад его остановил.
И это странно… Девочки в приюте болтали, что когда мужик или парень, в общем тот, у кого стоит писюн, пьян, то он не церемонится и спокойно может изнасиловать.
Хочу ли я, чтобы меня изнасиловал Алекс?
Нет. Такой фантазии у меня нет. А вот сделать его своим рабом, чтобы он перестал даже думать о том, чтобы куда-то там отвести Митю, прекрасное дело.
Потому что нет никаких гарантий, что после побега мы когда-нибудь будем жить в таком шикарном доме. После комнатки три на три забитой кроватями и запахами нечистого белья, это место кажется почти раем.
Это подтверждается с утра, когда нас кормят разогретыми сырниками с высоким содержанием творога со сгущёнкой. Настоящей, а не напичканной неизвестно чем. Потом показывают крытый бассейн, потом зал с огромным телеком.
Мы с Митей только и ходим с открытыми ртами, а потом с такими же открытыми ртами провожаем Алекса. Он собирается по делам и смотрит на меня очень строго, очевидно забыл, какими взглядом вчера обшаривал мое тело. Потом подходит так близко, что я застываю, не зная куда себя деть.
— Я найду тебя где угодно, понимаешь? И посажу просто за непослушание. И твоя нежная кожа за решеткой превратится в наждачку, а шелковистые волосы в паклю. И ты больше никогда не сможешь привлечь мужское внимание, не раздвинув при этом ноги. Понимаешь?
Каждое слово как гвоздь, забитый в крылья, которые я придумала нам с Митей. Мечтала, что стоит скрыться, и нас никто никогда не найдет.
— Будешь послушной девочкой, я обеспечу тебе вполне достойное существование. Но про брата забудь…