Ночь с незнакомкой (Лаки)
Шрифт:
— Ты произносишь их имена так, будто они — пара.
— Думаю, они могли бы стать парой, если бы захотели, — отозвалась она задумчиво.
— Таня, — шепнул Чейз, играя ее волосами. — Ты станешь прекрасной матерью.
— Почему ты так думаешь?
— В тебе заложена безграничная способность к любви.
Глаза ее затуманились, пальцы легко скользили по грубоватым чертам его лица.
— Как хорошо ты говоришь, Чейз.
— Согласен!
Чтобы не прослезиться, она улыбнулась.
—
— Она сказала?
— Это твоя старая подруга, Марси Джонс.
— Гусенок Джонс! — воскликнул Чейз, смеясь.
— Гусенок?
— Так мы ее называли.
— Ужасно!
— Нет, это всего лишь шутка.
— Она очень милая.
— Знаю, — согласился Чейз. — Мы дразнили ее, потому что она была высокой, костлявой, носила очки и все время что-то учила.
— Теперь ее черед смеяться над вами. Она преуспевающая деловая женщина.
— Да, я слышал. Она владеет компанией по продаже недвижимости?
— Знаешь, что? — спросила Таня, приподнимаясь на локте, чтобы заглянуть мужу в глаза. — Мне кажется, Марси была безумно влюблена в тебя в школе.
— Неужели? — Уже ничего не слыша, Чейз накрыл грудь жены ладонью и стал ласкать ее сосок. — Боже, как красиво!
— Она задавала много вопросов о тебе, о том, как ты живешь, и так далее.
— Гусенка Джонс всегда интересовали книги, а не мальчики, — отозвался он и обнял Таню. Ее тело опять приняло его. Задыхаясь, он прошептал: — Как можно говорить о чем-то еще?
15
Тут были теннисный корт, поле для игры в гольф, беговая дорожка, библиотека, забитая бестселлерами, но все-таки это была тюрьма. Встречу с мужем назначили на девять утра.
Девон ввели в комнату, где заключенным дозволялось встречаться с близкими, и ладони ее вмиг стали липкими от пота. Комната оказалась просторной и полной воздуха. Незанавешенные окна выходили в сад, который возделывали сами заключенные. Довольно удобные диван и стулья, на столиках свежие журналы. Посреди комнаты стоял кофейник с ароматным кофе и тарелочка с пончиками.
— Сейчас он придет, — сообщил охранник. — Наливайте пока кофе, ешьте пончики.
— Спасибо.
Девон не хотела ни кофе, ни пончиков. Оставив сумочку на стуле, она подошла к окну, нервно сжав кулаки.
Что сказать?
Может быть: «Грег, у меня роман».
Но это не было романом, речь идет об одной-единственной ночи.
Тогда: «Грег, я провела ночь с мужчиной».
Нет, это еще хуже.
Значит:
Страсти?
Страсти.
Как ни крути, но то, что случилось, было преисполнено страсти: всепоглощающей, туманящей разум и… прекрасной.
С той ночи, которую Девон провела вместе с Лаки, эта мысль не давала ей покоя. Она будоражила ее совесть, как потревоженный зверь; прорывалась сквозь самую траурную мелодию свежим, ликующим маршем.
Именно поэтому Девон считала себя обязанной признаться во всем Грегу. Если бы она не запуталась в своих чувствах, как в простынях, на которых они провели ночь с Лаки, ей, возможно, и в голову бы не пришло делиться своим секретом и рассказывать его кому бы то ни было до конца жизни.
Но вместе с чувствами оказалась затронутой и ее совесть. Она ощущала себя виноватой, поэтому ей необходимо было поделиться происшедшим с Грегом.
Ее замужество с Грегом носило необычный, поверхностный характер, но юридический документ тем не менее по-прежнему свидетельствовал, что они являются мужем и женой. По своему свободному выбору она дала ему клятву верности и так же свободно эту клятву нарушила.
Совершил преступление Грег или не совершил, использовал или нет ее колонку в газете для своих собственных целей, виновен он или нет — все это не имеет никакого значения. Она стала неверной женой.
Может, если бы их первая брачная ночь прошла так, как… Как она ожидала и хотела этого…
Если бы ее тело не жаждало любви и ласки, которых он ее лишил…
Если бы он не стал уклоняться от супружеских обязанностей.
Этот факт стал решающим. За несколько часов до первой встречи с Лаки она узнала, что Грег намеренно отказался от брачных визитов, предусмотренных в распорядке тюрьмы. Когда Девон попыталась выяснить, в чем дело, он уклонился от ответа и еще сильнее разозлился, когда она начала настаивать.
Грег умудрился суммировать отрицательные качества ее родителей: отцовскую поглощенность собственной персоной и материнское небрежение ребенком… Неужели она настолько нежеланна, что даже муж, заключенный в тюрьму, не хочег ее?
В коридоре раздались шаги. Девон отвернулась от окна, опустила руки, но затем вновь инстинктивно сцепила их. Она всегда заботилась о том, чтобы хорошо выглядеть на свиданиях с Грегом, стараясь, чтобы ее визиты были ему как можно приятнее, но сегодня даже с помощью прекрасной косметики не удавалось скрыть темных кругов, залегших вокруг глаз.
Сердце Девон забилось чаще, отдаваясь болью в груди. Во рту у нее пересохло. Она попыталась приветливо улыбнуться, но губы ее дрожали в вымученной гримасе.