Ночь с пылким негодяем
Шрифт:
— Этот сон…
— Ночной кошмар, — поправил ее он.
Она кивнула.
— Этот кошмар начал преследовать меня… — она громко выдохнула, — задолго до того, как я приехала в Лондон.
— Воспоминания?
Готова ли она рассказать всю правду? Как он ее воспримет? Отшатнется ли от нее с отвращением? Она убрала локон, свесившийся на глаза.
— Oui. Правда, каких-то подробностей я сейчас и не вспомню. — Возможно, разум решил удалить их из памяти, пытаясь защитить ее.
Сэйнт, обхватив рукой бедро, осторожно притянул ее к себе.
— Вы такая сильная женщина! Я хочу понять, что может
Он считает ее сильной? Она заморгала, прогоняя влагу, проступившую на глазах.
— Зачем это вам?
— Нужно, и все тут, — ответил он. — Просто хочу знать, не обидел ли вас чем-нибудь.
— А-а… — протянула она с пониманием. — Того, что произошло этим вечером, я сама хотела. Вы меня ничем не обидели. К тому же, как вы, наверное, заметили, я получила безмерное удовольствие.
— Такое безмерное, что оно превратило ваш сон в кошмар.
Сэйнт был настойчив. Видно, он не успокоится, пока не услышит правды.
— Вы в этом не виноваты, — рассмеялась она. — И я тоже, потому что, если бы могла, избавилась бы от этих воспоминаний много лет назад.
— Так что случилось?
Мадам Венна обвела взглядом свою роскошную спальню.
— Я неплохо живу, как для шлюхи, верно?
— Мадам В! — Он строго сдвинул брови, недовольный тем, что она сменила тему.
Но она не собиралась увиливать от разговора. Она просто не знала, с чего начать.
— Вряд ли найдется женщина настолько отчаянная, что решится продавать свое тело незнакомцам. — Она замолчала, ожидая, что он что-то скажет, но он промолчал, и она продолжила: — Некоторые люди верят, что все наши поступки предопределены судьбой. Моя мать — вернее, женщина, которая меня растила, — предвидела, что ничего хорошего из меня не выйдет.
— Она была сумасшедшей?
— Нет. Она считала себя очень набожной женщиной, а меня… — Она запнулась, вспомнив, сколько раз была бита этой «благочестивой» женщиной. — По поводу меня, ребенка, которого взялась воспитывать за деньги, она утверждала, что я родилась с печатью греха. Ибо, видите ли, моя матушка была замужем, когда у нее случился роман с моим родителем, который, кстати сказать, тогда тоже был женат. Я стала доказательством их связи. Вместо того чтобы задушить меня сразу, как только я появилась на свет, мои родители решили тайно отдать меня чужим людям. Мне рассказали, что мой батюшка не пожалел больших денег, чтобы избавиться от меня. И ему было все равно, выживу я или умру. Однако, если бы мне удалось выжить, я не должна была знать ничего ни о нем, ни о женщине, которая выносила меня и родила.
Рука Сэйнта сжала ее бедро.
— А эта стерва рассказала вам.
Она улыбнулась, видя его негодование.
— Разумеется. Как только я стала достаточно взрослой, чтобы понять, насколько я греховна. Растившая меня женщина не раз повторяла, что меня, ненужную моим родителям, но с их порченой кровью, не захочет взять в жены ни один порядочный мужчина. Мол, меня породила потаскуха, и мне, лишенной Божьей благодати, на роду написано стать такой же, как моя мать.
И она, и Сэйнт понимали, что миссис Ройлз оказалась права насчет ее участи.
— Такая женщина и у меня может вызвать ночные кошмары, — пробормотал Сэйнт.
— О, она была самой меньшей из моих забот. Это
— Сколько вам тогда было?
— Я была совсем юной, скорее ребенком, чем женщиной, когда впервые заметила, как их сын смотрит на меня. Для соседей он был моим старшим братом, но взгляды, которые он бросал на меня, очень хорошо говорили о чувствах, которые он на самом деле испытывал. — Мадам Венна подтянула покрывало и прикрыла им грудь. — Все начиналось вполне безобидно. Сначала он попытался очаровать меня. Флиртовал. Отпускал комплименты… Делал подарки — цветы из сада своей матери и ленты для волос.
— Но вы все равно ему не доверяли.
Мадам Венна задумчиво посмотрела на него.
— К тому времени я уже никому не доверяла. Доброта… — Она нахмурилась и разгладила покрывало на груди. — Ее ведь могут использовать во вред. Мужчины особенно искусны во лжи…
Она замолчала, увидев, что губы Сэйнта сложились в неодобрительную гримасу. Она подняла руку и с виноватым видом погладила его по щеке.
— Я была молода, Сэйнт. Мне тогда так хотелось быть любимой! Это сделало меня уязвимой, а далеко не все мужчины так деликатны, как вы.
Однако от этого лестного замечания его лицо только помрачнело.
— Но я не всегда такой, — пробормотал он.
«Поди пойми этих мужчин!» — подумала мадам Венна. Впрочем, он прав: очень мало людей назвали бы Сэйнта добрым. И он, и его друзья, порочные лорды, заслужили свою репутацию и гордились ею, как иные джентльмены гордятся новыми модными сюртуками.
К сожалению, мадам Венне в силу ее занятия приходилось встречать настоящих злодеев. Людей, которые калечат и убивают ради собственного удовольствия. Мужчина, с которым она провела эту ночь, не был способен на такую холодную и просчитанную жестокость.
— Так вам снятся люди, которые вас растили?
Мадам Венна поджала губы.
— Не только. Часто мне снится тот день, когда я сбежала от них.
— Почему именно этот день?
Теперь она жалела, что решилась все рассказать Сэйнту.
— Нельзя добиться свободы, не пожертвовав чем-то, не так ли? — Она откатилась от него и стала смотреть на горящую свечу. Пламя трепетало в завораживающем танце.
Мадам Венна услышала, как за спиной выругался Сэйнт, и, прежде чем она успела спросить, чем вызвана эта вспышка гнева, он схватил ее и положил на живот. Потом резко сдернул с нее покрывало, обнажив спину и ягодицы.
Шрамы.
Мадам Венна закрыла глаза и выбранила себя за неосторожность. В темноте ее нагота не имела значения. Присутствие Сэйнта и страшный сон так отвлекли ее, что она забыла прикрыть спину.
— Кто-то исхлестал вас, — произнес он глухим от едва сдерживаемой ярости голосом.
Она замерла, почувствовав прикосновение его пальцев к бледным линиям на спине и ягодицах. Он не был первым мужчиной, узнавшим, что ее кожа хранит страшные следы зверской жестокости. В прошлом было несложно списать их на особенности ее профессии. Она, бывало, рассказывала очередному потрясенному любовнику, что сама молила о том, чтобы ее хлестали, и получала неописуемое удовольствие от каждого жестокого удара.