Ночь с роскошной изменницей
Шрифт:
Она попятилась от него к стене, споткнулась о свои же тапки и едва удержалась на ногах. Спасибо Максу, спохватился. Подскочил с места, ухватил ее за локоток. Довел до табуретки, усадил с заботливостью сестры милосердия и при этом вполне нормальным серьезным голосом обронил:
– Я ничего не мелю, Софи. Дело – дрянь.
– Ты можешь объяснить, в чем дело? – Она со стуком поставила локти на стол и спрятала лицо в ладонях. – Говори, что?! Добивай меня, чего уж!
– Какое-то время назад у этого паспортного мастера побывала некая молодая особа, тоже очень живо интересующаяся
– Как это?!
Перед глазами крутились огромные оранжевые круги, множась, наползая друг на друга и заслоняя собой весь белый свет.
– Я там не была! Я везде только с тобой, Макс, ты же знаешь и…
– Прекрати оправдываться, дорогая. – Его широкая узловатая ладонь похлопала ее по лопаткам. – Я-то тебе верю, а вот менты… Им же ничего не стоит подтасовать факты. Раз ты искала, раз нашла, значит, ты и пришила.
– Так, остановись сейчас же! – прикрикнула на него Соня, поняв, что того понесло то ли от пива, то ли от эйфории успешно проведенной операции. – Остановись! При чем тут искала и убила?! Как это может соприкасаться, объясни?
– Курить у тебя, конечно же, нельзя, – вздохнул тот с печалью, похлопав себя по карманам. – Ладно, обойдусь без сигареты… А точка соприкосновения вот в чем…
И он рассказал ей то, что узнал у пожилого подпольного мастера по фальшивым документам. Попутно сопроводив свой рассказ комментариями, которые Соня и хотела бы, да не смогла не признать логичными.
Татьяной, оказывается, интересовались не только они. Ею интересовалась еще какая-то молодая женщина. И интересовалась не конкретно личностью Сочельниковой, а тем, под каким именем та прибыла в город где-то месяцев шесть-семь назад из Германии.
– Ты хочешь сказать, что она была у этого фальшиводокументщика полгода назад?
– Нет, дорогая! Месяц или что-то около того, мужик точно не помнит, в книге посещений отметок не делал. У него и книги-то такой не имеется. Имеется лишь славная зрительная память и просто память. – Макс засновал с чайником по кухне, кофе ему, видите ли, захотелось нестерпимо. – Вот эта память и подтолкнула его рассказать о странном визите.
– Цель визита дама огласила?
– А как же! Ее непременно интересовали имя и фамилия девушки, изображенной на фотографии.
– И как все же имя, за которым скрывалась Таня?
– Вера Лиценкова. Она уехала в Германию с паспортом на имя Веры Ивановны Лиценковой.
– А что за фотография?
– Ох, какой хороший вопрос, Софи! Я восхищен тобой, дорогая.
Макс, скотина, все же не сдержался и прикурил прямо от газовой горелки. Увидел ее неодобрительно сдвинутые брови, тут же подскочил к окну, отдернул занавеску и высунулся в открытую форточку почти по плечи.
– Так что было на фотографии? – не выдержала Соня томительного перекура, сопровождающегося смачным причмокиванием, постаныванием и дрыганьем ногами.
Мучитель ответил не сразу. Прежде вытянул сигарету почти до самого фильтра, выбросил ее, запустив щелчком от окна подальше. Проследил, куда упадет. И лишь тогда снова уселся к столу, глянув на Соню строго и с неодобрением.
– И где мой кофе? –
– Сейчас сделаю, только прежде ответь, что было на фотографии, которую показывала женщина? Отвечаешь и получаешь свой кофе. Причем не растворимый, я не поленюсь, сварю!
И чтобы не разуверить Макса в своей готовности услужить, Соня встала из-за стола, сдернула с крючка турку и засуетилась с кофемолкой.
Он все равно не сразу стал говорить, изверг. Ждал, до тех самых пор ждал, как кофейная пенка набухнет и поползет из турки кверху. Навис над ее плечом, понаблюдал, как Соня швырнет в самую сердцевину кофейной воздушной шапочки щепоть ванили, и только тогда шепнул ей в самое ухо:
– Эти двое перед Рейхстагом в Берлине о чем-то оживленно говорили на том снимке. Как тебе, а, Софи? Не где-нибудь, а именно перед Рейхстагом! Уж не ошибешься ни за что и ни с одной широтой не спутаешь, да?
Соня помолчала, выливая кофе в крохотную кофейную чашку для себя и в другую – размером побольше – для Макса. Вернулась к столу, заставила его присесть. А то носится по кухне как ненормальный, а ей потом вытирай засохшие кофейные пятна по полу.
– Значит, Татьяна в Германии свела знакомство с какой-то молодой женщиной, – подвела итог Соня, прихлебывая крепкий сладкий кофе и жмурясь от удовольствия. – И этой даме откуда-то стало известно, что Таня живет там по поддельным документам. Но точно ее имени и фамилии она не знала, так получается?
– Выходит, что так, – кивнул, поддакивая, Макс. – Она, видимо, много о ней знала, кроме этого. Знала – первое, – что Сочельникова живет по поддельным документам. Возможно… Повторяю, возможно, знала ее настоящее имя и фамилию. Вероятнее всего, знала или догадывалась, где именно та сделала себе паспорт. Потому и приперлась к мужику, пристав с вопросом. Только вот зачем?
– Может быть, как и нам с Олегом Сергеевичем, ей хотелось установить, где конкретно обретается в тот нужный ей момент Татьяна. Мы же с ним как рассуждали: узнаем ее имя и фамилию, узнаем, где, как и с кем она жила. По месту регистрации! По штампу семейного положения. Это же элементарно, правда ведь?
– Угу! Ну, узнала она, эта дама, где живет, где поселилась Танька, и что дальше? Как-то мне не нравится все это. – Макс поскреб заросший пегой щетиной подбородок и с тоской оглядел пустые тарелки на столе. – Как все хорошее быстро кончается, Софи! Только разбежишься, и земля кончается, блин!.. А Танька с Никитой расстались, да. С чего бы это ей тогда сюда возвращаться? Да и ему тоже. Видимо, профукали все мамины денежки…
– Постой, постой!
Соня только-только привстала, только-только принялась таскать со стола тарелки в раковину, как очередная загадочная фраза, сорвавшаяся с уст ее мучителя, заставила ее остолбенеть.
Она смотрела на его лоснящуюся довольством физиономию почти с мистическим ужасом. Сколько еще на сегодняшний вечер ее ожидает сюрпризов, интересно?
– Какие мамины денежки, Макс?! Ты это о чем?!
– Все о том же! – фыркнул он и принялся деловито рассматривать собственные ногти.