Ночь святого Вацлава
Шрифт:
И я стал ей рассказывать. В этом подробном отчете было все, что ей хотелось услышать. Она сидела, держала меня за обе руки, глядела на меня своими чудными, широко раскрытыми глазами и время от времени что-то взволнованно говорила. Плести маменьке небылицы – чистое наслаждение, а уж такие и подавно. К тому же они ничуть не противоречили Секретному государственному постановлению от 1911 года.
В тот же вечер я уехал домой, предварительно попросив у Имре в долг один фунт. Я собирался одолжить у него фунтов пять, но, вспомнив его рассказы, передумал. От предыдущего
Освещая себе фарами дорогу, я летел через темный Нью-Форест и думал о Мауре. Я почти наверняка знал, отчего она перестала ездить в Борнемут. Из-за письма Белы… Великое событие… Она решила не навязываться. Решила показать, что не собирается мне мешать. Теперь у молодого хозяина могут возникнуть другие планы. Если бы она знала, что я все это уже «проходил»! Маура многого не знала. Ей многое предстояло узнать. Я нажал на газ и рванул вперед.
Перед самым Линдхерстом дорога резко свернула вправо. Я перешел на шестьдесят и вдруг почувствовал, что педаль тормоза проваливается почти до пола. Посреди дороги стоял пони и смотрел прямо на меня. Не знаю, задел я его или нет. Меня заносило то влево, то вправо, визжали покрышки, стволы деревьев кружились в свете фар. А машина все мчалась – вперед и вперед… Нет, не совсем так. Вот она выровнялась. Остановилась. И тишина. Фары мирно освещали темный кустарник. Обошлось…
Через минуту я вышел из машины, чувствуя, как сердце стучит прямо у горла. Машина зарылась в заросли, передок упирался в какой-то куст. Табличка с номером погнулась. И это было вроде бы единственное повреждение. Я снова сел за руль, завел мотор и медленно дал задний ход. Машина выехала очень легко и, подрулив к обочине дороги, я выключил мотор, закурил сигарету и взглянул на руки. Они все еще дрожали. Нет, только я способен на такую дурость – пройти через эти три сумасшедших и опаснейших месяца в Праге и отдать концы, шмякнувшись о дерево в Нью-Форесте! Я снова завел мотор и поехал со скоростью, не превышающей сорока миль в час. Из Борнемута я выехал сразу после семи, и без четверти десять подрулил к ее дому.
6
Она только что вымыла голову. Ее прямые волосы влажно блестели и благоухали. Маура была в халатике, ненакрашенная и выглядела такой хрупкой и изящной после того, что мне довелось познать, что мне хотелось только одного – смотреть и смотреть на нее во все глаза. Мы сидели на полу перед газовой печкой и держались за руки.
– Ой, Николас, если бы я только знала, – говорила она. – Если б ты хоть намекнул…
– Да как же я мог? Мне и сейчас нельзя было рассказывать. За это можно запросто сесть в тюрьму.
– И ты догадался только тогда, когда этот тип спросил про твою няню?
Я кивнул. Официальная версия потребовала легкой переработки. Власта подверглась изменению пола.
– Да, я был уверен, что никогда ничего не говорил про няню. Ну, а потом, когда я узнал, что
Она долго-долго молчала. Я высвободил руку, обнял ее и поцеловал в шею. От нее пахло шампунем.
– Ты вполне уверен насчет нас с тобой, да? – спросила она.
– В жизни не был уверенней.
– И ты хочешь сразу же ехать в Канаду?
– А ты считаешь, не надо?
– Потому что я подумала… – Она, быстро моргая, смотрела на огонь. – Я хочу поехать с тобой. Можно сперва пожениться. Конечно, если ты правда этого хочешь. Мы бы могли заключить специальный контракт.
Я взглянул на нее, и у меня чуть-чуть заскребло на душе. Она была классная, колоссальная девчонка – во многих отношениях. Если бы только не эта ее страсть продумывать все до мелочей. Глаза у нее вспыхнули, и я понял, что слишком долго тяну с ответом.
– Да, конечно, Маура, именно этого я и хочу! Отличная идея!
А может, так оно и было на самом деле.
– Это займет всего несколько дней. Все равно еще нужно утрясти массу дел: с твоей машиной и прочим. И, кроме того, с Хрюном. Мы должны точно выяснить, какова твоя доля в этом бизнесе. Он обязан ее у тебя выкупить. Ох, Николас, – воскликнула она, обхватив мою голову ладонями и целуя меня в губы. – Балбес ты несчастный, вот ты кто! Я бы уже давным-давно могла о тебе позаботиться, тебе так не кажется?
Конечно же, она была права.
– Если бы ты рассказал мне про это дело. Хоть бы словом обмолвился с самого начала!
– Ладно. С этим покончено. И потом, ты бы все равно ничего не смогла сделать. А кроме того, – продолжал я, чуть раздраженно, – я же выбрался. А остальное уже детали.
– Нет, Николас, конечно, это так. Ты был потрясающе ловким и ужасно смелым, и я тебя обожаю. Но тебе надо было быть чуточку осмотрительней с этим самым Канлифом. Ты должен был прежде всего проверить, значится ли он в списке адвокатов.
– Зачем мне было проверять этот список?
– А почему нет? У него не было никакого фирменного бланка с печатью конторы. А ведь он говорил с тобой о завещании. Я бы обязательно проверила, кто он такой. Прямо сразу же. С этого бы и начала. И тогда ничего бы не случилось.
«Наверно, она бы так и сделала, и, может, действительно ничего бы не случилось», – подумал я и вдруг почувствовал, что пошатнулась моя вера в собственный героизм.
– Я расстроила тебя, Николас?
– Да что ты, глупышка, ни в коем случае.
– Нет, расстроила. И совсем того не желая. Наверно, я бы тоже не стала проверять этот список, все мы задним умом крепки. Николас, смешной ты мой дурачок, я тебя очень люблю и готова ради тебя на все.
Говоря это, она целовала меня своим, особым манером. После этого сил у меня прибавилось – и все это сделала она.
Уехал я после часа. На цыпочках спустился по лестнице и в весьма туманном состоянии духа вышел на темную площадку. Я был растревожен, возбужден, как говорится, не чуял ни головы, ни ног.