Ночь упавшей звезды

Ракитина Ника Дмитриевна

– - Боль-но...
– - пробормотала я, окончательно теряя сознание.

А очнулась от раздраженного, лишенного любых признаков мелодичности голоса, каким Одрин бранил Темулли, за плечо подтаскивая к креслу, в котором я сидела:

– - Хорошо же вы ее лечили! Что, Звингард совсем мышей не ловит? Или он ее действительно просто... э... мыл?
– - мевреттовы глаза нехорошо блеснули.

– - А я откуда знаю, меня там не было...
– - огрызнулась Темулли, стряхивая руку Мадре и склонившись надо мной.
– -

Холодной воды и полотенце!
– - приказала она.

– - Странные у вас какие-то способы...
– - проворчал Одрин.
– - Эх вы, костоправы. Все бы вам облить кого...

Я не сомневалась, что остроухий сейчас вспомнил Тему, подбиравшуюся к нему с кувшином в коридоре. Потом его осенила еще одна мысль, и мевретт выудил из ящика стола серебряную фляжку. Вернулся ко мне и резко приказал Темулли:

– - Голову подержи.

– - Поучите бабушку мед варить. Кто тут лекарь, вы или я?
– - на удивление спокойно парировала девочка.
– - У нее сотрясение мозга -- компресс нужен.

– - Ее тошнило?
– - Одрин строго посмотрел на зеленоволосую.
– - С чего ты вообще взяла, что сотрясение? Твой Звингард даже шишек не разглядывал! Мала еще, мевреттов учить.

И, осторожно приподняв мою голову, поднес к губам фляжку.

– - Ну и лечите сами, как знаете, -- возмутилась остроухая.

Я хлебнула и закашлялась.

– - Что... это?

Впрочем, по запаху было ясно, что...

Я подняла глаза на мевретта. Вот уж... не ожидала, что у него найдется такое. Но все равно брезгливо дернулась от его рук:

– - Не... трогайте!

Конец закономерен: фляжка вылетела, расплескав содержимое, и упала на пол. По кабинету поплыл резкий запах самогонки. Конец ковру.

– - Я говорила -- компресс надежнее, -- важно изрекла Темулли.

Мадре взбешенно зыркнул на девочку:

– - Вода -- в кувшине в спальне! Возьми, где похолоднее!

Потом язвительно посмотрел на меня:

– - Ну что, полегчало?

– - В кувшине или в спальне?
– - переспросила Темулли, но порхнула, куда отправили.

– - Да чтоб ты пропал!
– - я резко выпрямилась в кресле.
– - Лучше отпусти... пожалуйста...

Загородилась здоровой рукой. Щеки пылали, а слезы были слишком близко -- могу и не удержать.

– - Говорю же -- не имею права, -- Одрин вздохнул.
– - Ну, госпожа, поймите меня правильно -- я здесь не единственный мевретт, и все решения принимаются совместно. Подождем, когда вернется мевретт Сианн, а там будет видно. Неужели здесь, в самом сердце прекрасного элвилинского леса, -- начал он воодушевляться, -- вам настолько плохо, что вы не можете обождать еще пару часов?

Вернулась Темулли, прижимая к животу здоровенный кувшин.

– - Не переживай так, -- сказала она мне.
– - Я тебя извиняю.

Вот только этой настырной девицы не хватало...

Я

обхватила раненую руку второй рукой и заревела. Мадре растерялся и присел рядом со мной на корточки. (Мне вдруг показалось, что он вообще всегда терялся при виде женских слез, чем некоторые частенько нагло пользовались). Осторожно взял меня за руку:

– - Ну, сударыня, не нужно плакать. Вас же никто не обижает, просто чуть-чуть задерживают. А это, поверьте мне, сущие пустяки.

Покосился на мою раненую ладонь и злобно сказал:

– - Да что там этот Звингард, уснул, что ли?! Тему, ну-ка давай за ним! Пусть он берет свои красивые ноги в руки и несется сюда.

Остроухая запыхтела, но поставила кувшин и вылетела за дверь.

Назад она тоже летела, но с видом собачки, не нашедшей дерево в пустыне. За Темкой следом, одной рукой подталкивая ее в худенькую спину, а другой держась за собственный объемистый живот, ворвался на полном скаку Звингард. Золотое пламя головы сбилось набок, лицо было кривым и тяжелым, а мятой и золототысячником разило от лекаря чуть ли не втрое сильнее, чем в прошлый раз.

– - Ну, что еще тут стряслось?
– - громыхнул лекарь.
– - У мелкой был повод въехать мне темечком в пузо или...

– - Тут стряслось осложнение диагноза, так вами и не поставленного, в форме прободения ладони, -- заумно ответил Мадре.

– - Так-так... Ну...
– - кряжистый перестал пыхтеть, оправил мантию и смерил меня взглядом.
– - Тут, по-моему, еще налицо и расшатанные нервы и сотрясение мозгов... вы что, ее роняли, что ли?

– - Да. Нет. То есть, она упала, но сверху. А головой вообще-то приложился, собственно, я.

– - Еще и вы. Тейлунни, что ты смотришь на меня, как давний на элвилинское ухо? Давай компресс.

– - Кому?

– - Обоим, летавка тебя поклюй!
– - возмутился лекарь такой глупости.
– - Обоим.

– - А мне зачем?
– - удивился Мадре а потом вспылил: -- Да что вы, помешались на этих компрессах? Не видите -- у нее рана на руке! Ее зашивать нужно, да обеззараживать! Тьфу ты... войну мы точно проиграем, -- мрачно закончил он.

– - Не вижу, -- флегматично отозвался Звингард.
– - Под бинтом она. И вообще, поучите бабушку мед варить. Голова важнее руки.

Мадре застонал и всуе проклял тот день, когда вообще встретил этого Звингарда на свою голову. Больную.

Может, действительно, полегчает?

– - Кладите свой компресс, -- величаво согласился он.

– - Вот сразу бы так, -- лекарь смочил полотенце и, нагнувшись, возложил его, как корону, на мевреттское чело.
– - Я ведь, сынок, плохого не пожелаю...

Вместо ответа Мадре напел в полголоса зачин фривольной элвилинской баллады и почему-то покосился на меня.

– - Та-ак, -- протянул Звингард.