Ночь упавшей звезды

Ракитина Ника Дмитриевна

– - Отдохнуть?

Липкими губами нашла его губы. Кажется, я схожу с ума...

Одрин от неожиданности замер, потом почувствовал нежность моих губ и, коротко вздохнув, обнял меня. Ответил на поцелуй. Это было чертовски приятно...

Миг назад мне было невозможно холодно, а теперь -- словно окунули в текучий огонь. Только вот трясти меня не перестало.

Алиелор, поманив за собой встрепанного разомлевшего Сябика, тенью скользнул к двери. Мадре краем глаза увидел, что черноволосый мевретт с мальчишкой уходят,

ощутил мимолетную неловкость, потом наплевал на все и запустил руки мне в волосы.

Ну вот, попал пальцами на шишку... бо-ольно! И обидно до слез. Я отшатнулась к спинке дивана, прикусив губу.

– - Ты чего?
– - почему-то шепотом недоуменно спросил Мадре.
– - Я что, обидел тебя?

Я поймала его руку и потащила к своему затылку. Потом резко закрыла глаза и покраснела.

– - П-простите, мевретт. Я не... должна была...

Мадре положил руку мне на голову и нахмурился:

– - Подожди-ка, что у тебя там? Да наклони, я осторожно.

Я повиновалась.

Он раздвинул волосы и присвистнул:

– - Ого... ничего себе, -- пересчитал шишки и осторожно подул мне на затылок.
– - Сильно болит?

– - Рука сильнее, -- хриплым шепотом призналась я.

– - Бедная девочка...
– - Мадре прижал меня к груди, и лицо его вдруг стало юным и удивленным. И засветилось. Словно к нему вернулось странное, давным-давно позабытое чувство и где-то внутри зажегся теплый огонек. И, если закрыть глаза крепко-крепко, то можно увидеть его отсвет на веках.

– - Покажи-ка мне руку, -- буркнул мевретт.
– - Сдается мне, Звингарду пора менять профессию...

Я сглотнула слезы. Вновь огонь тек сквозь меня, и я ничего не могла с этим поделать, да и не хотела... Только боялась, что волшебство рассеется, и я снова останусь одна, в темноте.

Я протянула остроухому раненую ладонь.

Мадре осторожно отогнул повязку и тихонько присвистнул: рана покраснела, ладонь была горячей. Мевретт молча поднялся и вышел. Спустя несколько минут вернулся, неся в руках небольшой флакончик. Сел рядом, немного смущенно посмотрел на меня:

– - Вот. Это заживляющая мазь. Сделана по старинному рецепту. Не знаю, конечно, как давним, но элвилин она помогает.

Тут дверь без стука отворилась, и вперся легкий на помине Звингард. На сей раз со всеми причиндалами, с пузырьками и склянками, сложенными в корзину.

– - Ну, что тут еще стряслось? У вас такой вид, как будто вы скакали в окно...

Я, прижавшись к Одрину, сообщила мэтру:

– - Да, скакали.

Вид у дедки сделался такой, что хотелось рассмеяться, но вместо этого я закашлялась.

– - Звингард, вы, как всегда, неподражаемы, -- Мадре обнял меня вместе с пледом свободной рукой.
– - Эту бы вашу прозорливость да в мирное русло. Вот кто тут недавно утверждал, что рука -- это пустяк? Похоже, у нее начинается Зерров огонь.

– -

Скажете тоже!
– - отмахнулся лапищей огненноголовый.
– - Поучите бабушку осенний мед варить. Ну кто же говорит при больном, что у него Зерров огонь? У кого сердце послабее -- тот на месте помрет. Дайте-ка сюда руку, деточка, -- проворковал Звингард совсем другим тоном и осторожно взял мою ладонь.

– - Ну, сударыня Аррайда, кажется, не из тех хлипких дамочек, падающих в обморок при виде порезанного пальца, -- почему-то с гордостью произнес Одрин.
– - Ей правда не повредит.

– - А что это вы так покраснели, мевретт?
– - с ехидцей спросил Звингард, разглядывая и обнюхивая рану.
– - И, кстати, где опять это наказание, которое считается моей помощницей?

– - Не огонь ваш. Глупости, -- сказала я хрипло.
– - За пару дней заживет.

И сморщилась от боли. Сжала зубы, чтобы не стучали.

– - Холодно...

– - Нет, тут не Зерров огонь. А что вы такая мокрая, деточка?
– - лекарь смазал рану особенным элвилинским бальзамом и аккуратно начал бинтовать.
– - В луже спали, что ли? Нате вот, -- он сунул мне в руку баклажку.

Я тупо уставилась на нее:

– - Что это?

– - Согревающее... хотя толку-то... И плед мокрый, и диван промок...
– - Звингард ощупал розовый шелк здоровенной ладонью.
– - Что ж она у вас-то в мокром сидит?
– - рявкнул он.
– - И вы сами? Нет головы у обоих?

Проигнорировав подлое замечание Звингарда, Мадре удивленно посмотрел на меня:

– - Мгла! Почему вы молчали?

– - А вы не спрашивали.

Дедка, ворча, вытащил прямо из воздуха по паре штанов и рубашек. Одну кинул Одрину и погнал его за шкафы. Вторую сунул мне:

– - На вас не напасешься...

– - А ваше наказание банально нажралось и где-то отсыпается...
– - крикнул мевретт из своего убежища.

– - Что-что?! Что оно сделало?

Глотнув из баклажки и вернув ее лекарю, я взялась отстегивать пряжки на ремешках, соединяющих кирасу. Левой руке они не поддавались, тогда я пустила в ход правую... и... в глазах потемнело...

– - Оно дегустировало осенний мед, -- вернувшись в серебристой рубахе и черных тувиях, босиком, мрачно пробормотал Мадре.
– - Причем, на пару с кавалером. А перед этим читало похабные книжки. Сложно вам будет, Звингард, перевоспитать это!
– - и он мстительно улыбнулся. Потом обратил взгляд на меня, вздрогнул:

– - Что с вами, сударыня?

– - Ни-че-го... Помогите отстегнуть, -- произнесла я в отчаянье. Меньше всего мне хотелось зависеть от кого-либо, тем более, от него.

Мадре смутился и неуверенно взялся за пряжки. Мысленно отсчитывая мучительные минуты и смущаясь еще больше от своей неловкости, наконец, расстегнул последнюю и помог снять кирасу.