Ночь в тоскливом октябре
Шрифт:
— Они гораздо лучше на вкус?
— Нет. На вкус — нет. Это больше, чем просто вкус. Это вопрос духа.
— Наверное, нужно попробовать, раз так.
— Ты не пожалеешь. Я тебе очень рекомендую.
И он спустился на землю, нашел одну из таких слив и откусил от нее.
— Фу! — воскликнул он. — Они никуда не годятся! Перезрелые и…
— Не торопись, — сказал я. — Возьми еще, проглоти немного, потом еще. Немножко подожди.
И он еще попробовал, и еще. Немного погодя он сказал:
— У меня слегка кружится голова. Но ощущение довольно приятное. Действительно…
Он съел еще одну, с внезапно проснувшимся
— Шипучка, ты был прав, — сказал он через какое-то время. — Есть в них нечто особенное. Такое теплое ощущение…
— Да, — ответил я.
— И это головокружение — не совсем головокружение. Приятное ощущение.
— Съешь еще. Съешь гораздо больше, — посоветовал я ему. — Иди туда, куда тебя поведет.
Вскоре его слова стало трудно понимать, так что мне пришлось соскользнуть с дерева на землю, чтобы расслышать все, что он говорил, когда я начал спрашивать:
— Ты был с Графом, когда он устраивал новые могилы, правда?
Вот так я узнал их местонахождение и что он собирался переехать в одну из них вчера ночью, — закончил он свой рассказ.
— Хорошая работа, — сказал я. — Хорошая работа.
— Надеюсь, когда он проснулся, он не чувствовал себя так, как я в то утро. Я там не остался, я понимаю, что видеть змей в таком состоянии плохо. По крайней мере, так говорит Растов. Что до меня, то я-то видел людей в тот последний раз, всех этих проезжих цыган. И тебя, разумеется.
— Сколько существует могил, не считая склепа?
— Две, — ответил он. — Одна к юго-западу, вторая — к юго-востоку.
— Я хочу их видеть.
— Я тебя отведу. Та, что на юго-западе, ближе. Давай сперва пойдем туда.
Мы двинулись в путь, пересекая тот участок местности, где я прежде не бывал. В конце мы пришли к маленькому кладбищу, окруженному ржавой железной оградой. Калитка оказалась не запертой, и я распахнул ее плечом.
— Сюда, — сказал Шипучка, и я последовал за ним.
Он привел меня к небольшому мавзолею рядом с голой ивой.
— Внутри, — сказал он. — Усыпальница справа открыта. Там стоит новый гроб.
— Граф там?
— Не должен бы. Игла говорил, он будет спать в другом.
Я все же вошел туда и толкал лапой крышку, пока не нашел способа открыть ее. Тогда она довольно легко поднялась. Гроб был пуст, если не считать горсти-другой грязи на дне.
— Выглядит настоящим, — сказал я. — Теперь веди меня ко второму.
Идти туда оказалось гораздо дольше, и по дороге я спросил:
— Игла не говорил тебе, когда устроены эти могилы?
— Несколько недель назад, — ответил он.
— До новолуния?
— Да. Он очень настаивал на этом.
— Это портит мою схему, — сказал я, — а ведь все, казалось, так хорошо укладывается в нее.
— Извини.
— Ты уверен, что он сказал именно так?
— Совершенно.
— Проклятье.
В небе ярко сияло солнце, хотя там и сям виднелись облака, — и, разумеется, дальше к югу, над домом Доброго Доктора, они собрались целой грудой. Северный ветер принес холодную струю. Мы двигались без дороги, по осенним краскам — коричневым, красным, желтым — и почва была сырой, хоть и не пропитанной еще водой, как губка. Я вдыхал запахи леса и земли. Из одной трубы вдалеке вился дымок, и я думал о Древних Богах и спрашивал себя, как может все измениться, если откроется путь к их возвращению. Мир может
— Растов так и пьет каждый день? — спросил я.
— Нет, — ответил Шипучка. — Он начал только накануне новолуния.
— К нему приезжала Линда Эндерби?
— Да. Они долго беседовали о поэзии и о ком-то по имени Пушкин.
— Ты не знаешь, она видела Альхазредскую Икону?
— Так тебе известно, что она у нас… Нет, пьяный или трезвый, он никому бы ее не показал до того времени, как в ней возникнет нужда.
— Когда я сегодня искал тебя, я видел у него в руках нечто напоминающее икону. Она из дерева, примерно высотой в три дюйма и длиной в девять?
— Да, он достал ее сегодня из тайника. Всякий раз, впадая в особенно глубокую депрессию, он говорит, что она придает ему бодрости, чтобы «отправиться на берега Гали и поразмышлять над законами разрушения», а затем обдумать, как ему все это использовать.
— Это можно понять почти как заявление Закрывающего, — заметил я.
— Иногда я думаю, Нюх, что ты — Закрывающий.
Наши взгляды встретились, и я остановился. В некоторых случаях приходится рисковать.
— Это правда, — сказал я.
— Черт побери! Значит, мы не одни!
— Давай оставим эту тему, — сказал я. — Даже не будем больше говорить об этом.
— Но ты можешь хотя бы сказать мне, знаешь ли ты о ком-нибудь из остальных.
— Не знаю, — ответил я.
Я снова двинулся в путь. Сделан небольшой рывок, одержана маленькая победа. Мы миновали пару коров, жующих с опущенной головой. Негромкий раскат грома раздался со стороны дома Доброго Доктора. Посмотрев налево, я разглядел свой холм, который прозвал Гнездом Пса.
— Эта могила дальше к югу, чем первая? — спросил я, когда мы свернули на тропинку, которая вела в том направлении.
— Да, — прошипел он.
Я все старался представить себе схему, растянутую по новым направлениям из-за появления этих новых точек обитания. То, что я то находил, то снова терял варианты расположения центра, меня раздражало. Казалось, эти силы играли со мной злые шутки. И особенно трудно было отказываться от тех вариантов, которые выглядели самыми подходящими.
Наконец наш путь закончился в месте, которое было похоже на чье-то семейное кладбище. Только семья, которой оно некогда принадлежало, давно исчезла. Разрушенное строение виднелось на вершине ближнего холма. От него остался едва заметный фундамент, не более. И я увидел, что кто-то присвоил себе останки этой семьи, когда Шипучка вывел меня на заросшее кладбище, ограда которого сохранилась только с восточной стороны, да и та покосилась.