Ночевала тучка золотая...
Шрифт:
– А я сказал… Разве я не сказал, когда бежал за твоим поездом?
– Я не поняла, Алеша. Повтори… Прошу тебя: повтори!
– Я повторил бы сейчас, но мой лопоухий брат стоит рядом и не спускает с меня своих любознательных глаз. Скажи: тебе интересно, весело?
– Мне интересно… Но не весело. Зайди, пожалуйста, к нам. Передай привет моей бабушке от меня и от тети Тани. До скорого свидания!
Нонна положила трубку и вышла в коридор. В конце его поспешно сворачивала в кухню тетя Таня.
– Я передала от вас привет бабушке. Не возражаете? –
Тетя Таня растроганно обняла племянницу.
Они сумерничали в гостиной. Сидели в креслах и дымили сигаретами.
Долго молчали. Нонна обдумывала каждое Алешино слово, сказанное по телефону. Что он хотел и не мог повторить? Что?.. Тетя Таня думала о чем-то своем. Потом она заговорила об одиночестве.
– Вот если бы ты навсегда осталась со мной!
– А вы вернитесь на родину. Там у вас будет целая куча родственников! Старых друзей разыщете…
– Найдутся и друзья, – задумчиво сказала тетя Таня. – Но вернуться уже невозможно. Стара я для того, чтобы сызнова начинать свою жизнь. Стара. Мне немного осталось. Да и напрасно ты думаешь, что родина с распростертыми объятиями примет свою блудную дочь!
Тетя Таня отошла к окну, долго смотрела на чернеющие в сумерках весенние проталины, на контуры голых кустов.
Она курила, молчала и набиралась смелости, чтобы наконец высказать племяннице свою сокровенную мечту.
– Слушай, Нонночка. Ты уже не ребенок. Слушай внимательно и вдумайся в каждое мое слово.
Она напряженно подалась вперед. В ее звенящем голосе чувствовалось волнение.
– Я одинока. После моей смерти останется немалое наследство, которое, естественно, перейдет к тебе. Ты будешь богата. Но на родине твоей нельзя быть богатой. Вряд ли тебе удастся вывезти то, что я оставлю тебе… Слушай, девочка, оставайся здесь. Нет, нет, я не предлагаю тебе быть дезертиром. Ты можешь выйти замуж за Курта, и тебе дадут официальное разрешение переехать сюда, как это было когда-то со мной… А Курт безумно влюблен в тебя. Ты же видишь… Вряд ли такой жених еще когда-нибудь попадется тебе.
– Тетя Таня, что вы говорите! – воскликнула Нонна. – Я просто не понимаю, что вы говорите!
– Нонночка, ты и не отвечай мне сейчас, – умоляюще произнесла тетя Таня, делая шаг вперед. – Это слишком серьезно. Ты разберись во всем трезво. Подумай. У нас еще есть время.
Она поспешно вышла из комнаты. В нерешительности постояла в прихожей. Потом захлопнулась входная дверь, заскрипели ворота гаража, и вскоре зашуршала колесами по асфальту отъезжающая машина.
Нонна недвижимо сидела в кресле, облокотившись на низкий столик и обхватив руками голову. Она даже ни о чем, совершенно ни о чем не думала. Просто после слов тети Тани ее охватил такой страх, какого она еще никогда не испытывала. Ледяными стали руки и ноги, незнакомо стучало и замирало сердце. Потом она очнулась. Зажгла сигарету. Увидела на спинке дивана свою шерстяную кофточку и завернулась в нее, чтобы согреться.
«Слушай, девочка, оставайся здесь, – вновь услышала она слова тети
И вдруг Нонне стало смешно. Она засмеялась сначала тихонько, потом громче и громче. Она хотела сдержать смех, но не смогла. А потом он перешел в рыдание. Она поняла, что это истерика, вскочила, выбежала в ванную, открыла шкафчик с лекарствами… Но названия были ей непонятны.
Она пошла в свою комнату, легла на диван, укрылась пледом. Постепенно она согрелась и успокоилась, закрыла глаза и представила себя в том положении, которое рисовала ей тетя Таня.
…Такая же вилла под Мюнхеном. Возле нее маленький сад. Гараж, в котором стоит роскошный светло-шоколадный мерседес. Курт – ее муж. Он выдает ей 6 марок в день на продукты. Она экономит каждый пфенниг, покупает полуфабрикаты. Готовит завтрак, обед и ужин. Моет посуду и стирает белье в больших круглых машинах, стоящих на кухне. Муж даже не может по-русски объясниться в любви.
Она прекрасно одета, потому что тряпки в Мюнхене дешевы, ими завалены магазины.
Заниматься любимым делом невозможно. Нет времени. Да и зачем Мюнхену русская актриса?
Ни одной близкой души вокруг. Тетя Таня? Она уже давно не русская. Вот разве тот эмигрант… Она ездит в ресторан «Романов», слушает допотопную музыку, смотрит, как плачут русские эмигранты, и плачет сама по родной земле, которую от Бреста до Владивостока не проедешь поездом и в десять суток! Плачет о Москве, о сцене… об Алеше, о загубленной своей жизни.
Нонна опять засмеялась, но уже обычным смехом. Она совершенно успокоилась и теперь даже удивлялась своему недавнему волнению.
– Дураки! Ох какие же дураки! – вслух сказала она, потягиваясь и сбрасывая плед. Этим словом она наградила и Курта и тетю Таню.
Эту фразу сказала она с той самой улыбкой, с той самой интонацией, с которой говорила ее на репетиции самостоятельного спектакля, адресованную по тексту пьесы к незадачливым поклонникам.
Вспомнилось училище. Показалось удивительно давним прощание на вокзале, Алеша… Люся… Антон… И она подумала о том, как расстроен, наверное, Антон тем, что в связи с ее отъездом пришлось прекратить репетиции.
18
Антон действительно был расстроен. Из-за отъезда Нонны репетиции «самостоятельного» спектакля прекратились.
Люся снималась в фильме «Неточка Незванова», Алеша трудился над дипломом. Один Антон был не у дел. Он мог бы провести каникулы в родном улусе, у родителей, которые так скучали, так его ждали. Но он и дня не мог прожить без Люси.
Вот если бы побывать в родных краях вместе с ней!
Он родился и вырос в маленьком улусе, поблизости от знаменитого бурятского курорта Аршан. Вероятно, это было одно из самых примечательных мест Восточной Сибири. Антон часто слышал от путешественников, привыкших восхищаться южной природой, что подобного великолепия они еще не встречали.