Ночевала тучка золотая...
Шрифт:
«Может быть, я не могу внушить иных чувств?..» – тревожно подумала Нонна. И вспомнилось ей, как однажды бабушка долго смотрела на нее вздыхая, а затем сказала: «Породы в тебе нет и женственности мало. Мужчинам не будешь нравиться». Тогда Нонна посмеялась над бабушкиным прогнозом. Ее нисколько не занимало в ту пору, будет она нравиться мужчинам или не будет. Теперь же совсем иное! Ей так необходимо нравиться одному, только одному на всем белом свете!
Воспоминания о бабушкиных словах сейчас причиняют боль. Она прячет под тахту свои крепкие ноги, но широкие, круглые
Характерная актриса! Она с грустью представляет себя в ролях старух, доярок, выдвиженок. И надо же было влюбиться в такого красавца!
– А что, разве эпилепсию аллопаты не умеют лечить? – спрашивает Нонна. Ей совсем неинтересно все это, но надо же говорить о чем-то, что занимает Алешу.
Он долго и горячо объясняет ей суть этого заболевания, снова берет в руки бумагу, на которой лежит сухая травинка, и вдруг, прервав самого себя, кидается к телефону.
– Это Левка? – слышит Нонна голос Алеши из коридора. – Левка, у тебя есть сушеная очанка? Есть? Левка, я через десять минут буду у тебя. Через десять!..
Он вешает трубку, но не отходит от телефона, видимо вспомнив про гостью. Снова слышно, как он набирает номер, и опять:
– Левка? Нет, ты захвати очанку и быстро ко мне. Ладно? Одна нога здесь, другая – там.
Нонна смахивает неожиданную слезу и решительно идет к дверям. В коридоре она сталкивается с Алешей.
– Ты куда?
Он снова пытается вернуть ее. Но она отстраняет его и говорит:
– Еще раз позвони Левке. Скажи, что придешь сам… И меня по дороге проводишь.
Алеша кидается к телефону.
– Левка! Ну чего ты? Ну и что же, что надоел! Не трогайся с места. Жди меня. Я сейчас!
Он возвращается в комнату. Осторожно завертывает в бумагу свет-траву, кладет в книгу.
На улице он ведет Нонну под руку, но думает об очанке, о свет-траве и о Левке. Он забывается, ускоряет шаг, к дому Нонны они уже почти подбегают и прощаются второпях.
Нонна поднимается наверх. Лестница кажется ей мрачной и грязной. С неприязнью думает она, что сейчас и без того плохое настроение доконают бабушка и ее компаньонка. Ох и устала же она от их общества, от студентов-фанатиков, от своей неудачной любви! Уехать бы куда-нибудь, переменить обстановку хотя бы на неделю. Но куда?..
Она открывает дверь, и вдруг ее осеняет: надо организовать поездку в Пушкинский заповедник. Ведь скоро каникулы!..
Настроение улучшается.
В прихожей, услышав стук двери, появляется бабушкина компаньонка, с клочьями завитых, крашенных хной волос на лысеющей голове, с ярко-черными неровными полосами на местах, предназначенных для бровей, с крикливо накрашенными губами и щеками.
– Нонночка, тебе письмо. И откуда, ты думаешь? Из-за границы! Не от тетки ли, не от Татьяны ли Тимофеевны?
Компаньонка протягивает конверт, а сама горит нетерпением узнать, от кого письмо.
Не раздеваясь, Нонна прошла в свою комнату, распечатала длинный конверт с нерусскими марками. Взглянула на подпись:
Дорогая Нона! – писала тетя Таня. (Она, видимо, уже забывала русский язык и имя племянницы писала через одно «н».) – Я осталась одна на всем белом свете. Вот уже пять лет, как это произошло… Кроме тебя, у меня никого теперь нет. С тяжестью (она, наверно, хотела сказать – «с трудностью») узнала твой адрес. И вот я пишу…
Очень хотелось бы повидаться. Я узнала, что могу пригласить тебя в гости. Пожалуйста, напиши мне, согласна ли ты и когда? Все расходы, разумеется, я возьму на себя. Напиши, как ты живешь? Жива ли еще знаменитая Марфа Миронова? Если да, то передай ей мой низкий поклон и пожелания здоровья и долгой жизни. Ведь когда-то вся Европа почитала за счастье видеть ее на сцене!..
Пожалуйста, напиши подробно, если это у вас разрешается, как ты живешь? До меня доходили слухи, что давно уже умер брат, умерла и твоя мать. С кем же ты?
Я с нетерпением буду ждать ответа. Если ты согласишься приехать ко мне в гости, тебе будет очень весело и интересно. Уж я постараюсь!
После смерти мужа дела книгоиздательства и книготорговли я веду сама. Здоровье плохое, и поэтому все как-то неважно. Пришлось объединиться с компаньоном. Попался, слава богу, хороший, энергичный и знающий человек.
Приезжай, пожалуйста, пока я жива. Мне осталось недолго… А ты у меня одна.
Целую,
любящая тебя тетя Таня.
Нонна была потрясена. Она бросилась к бабушке. Обе старухи в этот момент пили в столовой чай и показались ей необыкновенно хорошими. Она кинулась на шею сначала к бабушке, чуть не опрокинув на скатерть ее кружку с недопитым чаем, затем подняла со стула дряхлую компаньонку, усадила ее обратно и тогда только, ликуя, объявила:
– Ура! Еду в Мюнхен! Письмо от тети Тани! Ура! Привет тебе, бабусик!
Марфа Миронова молча пожала плечами. Нонна бросилась к телефону.
– Это общежитие? – крикнула она в трубку. – Пожалуйста, из двенадцатой комнаты Антона Веселого или из седьмой Люсю Бояркину.
Подошел Антон.
– Антон! Я уезжаю в ФРГ. В Мюнхен! Ты слышишь? – задыхаясь, сообщила Нонна.
– Что?.. – не понял Антон. – Ты больна? У тебя температура? Или, может быть, это роль? Тебя взяли сниматься в кино?
– Ничего подобного! Я получила приглашение от тетки. Она живет в Мюнхене.