Ночи Кабирии

Аня проснулась от холода. В открытую форточку тянул сырой морозный воздух, надо бы встать и прикрыть, но так не хочется вылезать из-под теплого одеяла. Аня лежит, смотрит в темноту и прислушивается – за стеной наконец-то тихо. Мать со своим Генкой вчера опять принимали гостей и, как водится, снова устроили пьяный дебош с мордобоем. Ругались, били посуду, били морды, пока не начали долбить по батарее соседи. Ане стыдно за мать – стыдно перед соседями, одноклассниками, друзьями – и она мечтает поскорее вырасти и уйти в свой собственный дом, где не будет скандалов и пьянок, а будут хороший муж и счастливые дети – мальчик и девочка. У детей будет своя комната с книгами, большой красной машиной, лошадкой-качалкой и куклой с голубыми волосами. Аня видела такую в универмаге, и ей очень хочется эту длинноволосую

куклу, чтобы делать ей разные прически. Аня замерзла под одеялом, и приходится вылезать из постели, чтобы закрыть форточку. Вообще это в передаче «Здоровье» сказали, что спать надо с открытой форточкой, чтобы воздух был свежим. Аня послушно каждый вечер перед сном открывает форточку, потому что в ее комнату через дверную щель всегда ползет дым от вонючей «Примы», которую курят мать и ее гости. Еще Аня по совету ведущей иногда делает себе свежевыжатые соки, которые, как говорят в передаче, очень полезны. Аня трет на мелкой железной терке морковь и выжимает сок через носовой платок, марли у них в доме нет. Иногда делает яблочный, но яблоки у них бывают редко, да и сока получается мало, неэкономно как-то, яблоко лучше съесть целиком.

Мать уже давно, примерно с первого класса, Аней не интересуется – не спрашивает, что задали, что болит и не ходит в школу на родительские собрания. Дочь ей в тягость, и поэтому Аня сама о себе заботится – читает медицинскую энциклопедию, которую берет иногда у подружки, и смотрит по воскресеньям «Здоровье». Аня любит эту передачу и ведущую, доктора Юлию Белянчикову, тоже очень любит. Аня смотрит на нее с удовольствием и восхищением – даже по телевизору видно, какая она добрая и заботливая, вот бы такая мама у Ани была. Укрывшись одеялом с головой, Аня засыпает, чтобы проснуться в семь утра от резкой трели старого будильника.

С утра в кухне шумит вода, бубнит радио и бубнит материн сожитель Генка. Мать говорит Ане, что дядя Гена – Анин отчим, но какой он отчим? Отчим – это второй отец, а не подзаборная пьянь. К тому же они неженаты. И почему он ей дядя? Аня что, его племянница что ли? В общем, Генка никакой не отчим, а сожитель, или хахаль, или, как говорит Анина бабушка, ебарь. Отца у Ани нет и никогда не было, мать родила Аню от какого-то солдата, который служил в стройбате и строил дом в соседнем дворе. Мать бегала к нему на свидания в старую котельную, а когда обнаружила завязавшийся на стройке любви плод, то солдат уже демобилизовался в родной Челябинск и пропал навсегда. Аборт было делать поздно, и грустным ноябрьским вечером Анечка появилась на свет в старом роддоме небольшого подмосковного города. Бабушка, когда прознала о запретной связи, сначала на Анину мать ругалась, обзывала ее проституткой и шалавой и даже обещала выкинуть из дома, но потом постепенно смирилась и купила несколько метров байки на пеленки. Когда Ане исполнился год, ее отдали в ясли, потому что маме надо было работать, а бабушка сидеть с ней не стала, ей было некогда. Она все время бежала что-нибудь мыть: полы в поликлинике, лестницу в подъезде, спортивный зал в школе. Она говорила, что работает, как каторжная, потому что у нее иждивенцы. А когда маленькая Аня попросила забрать с улицы бездомную собаку, бабушка обругала ее и сказала, что они сами как собаки. Вообще бабушка часто ругалась – то на Анину мать, то на соседей, то на Брежнева. Она только Сталина любила, и если выпивала в праздник рюмку водки, всегда его вспоминала:

– Эх, – говорила бабушка, – вот встал бы он сейчас, посмотрел, что творится, и навел бы порядок! Вот тогда бы было другое дело, а не то что эта тряхомудия.

Аня про тряхомудию ничего не знала, а спрашивать побоялась, она только поняла, что бабушка хочет оживить Сталина, чтобы он вылез из могилы и всем сразу стало хорошо. Аня еще подумала, что, может, тогда Сталин придет к ним домой и прогонит Генку, а потом сфотографируется вместе с Аней. На фотографии она будет обнимать его так же, как та самая девочка Мамлакат – хлопковая героиня, про которую им рассказали на пионерском сборе и о которой она сама читала в книжке про Гулю Королёву. В яслях Аня часто болела, и тогда мама сидела с ней дома и читала книжки про Золушку и Царевну-лягушку, поэтому болеть Аня любила, несмотря на горький сульфадимезин и горячее молоко с маслом.

Так они и жили – в маленькой двухкомнатной квартирке, в панельной пятиэтажке. А когда Ане надо было идти в первый класс, бабушка нашла себе в поликлинике деда и ушла жить к нему, в старый двухэтажный дом с круглым чердачным окном и деревянной лестницей. Аня этот дедов дом любила, он стоял на самой окраине города, рядом с лесом, и был такой старинный, что ей казалось, что в нем раньше жили принцы и принцессы, и когда Аня поднималась по скрипучей лестнице, то красивым, плавным движением приподнимала край юбки, как будто это было пышное платье с кринолином, а потом слегка приседала в реверансе, когда здоровалась с бабушкой и дедом. Деда, впрочем, Анины реверансы не впечатляли, и вместо приветствия он обычно говорил им с матерью:

– Здорово, чухонцы!

Аня не знала, кто такие эти чухонцы, но на деда не обижалась – он, как говорила бабушка, был пьянь, а что с пьяни взять. Для бабушки пьяный – все равно что больной, а о больных надо заботиться, хотя Ане казалось это несправедливым. Вот если человек болеет гриппом или астмой, то он же в этом не виноват, а алкоголик по собственному желанию вливает в себя ядовитое пойло и мучает всех вокруг, так почему тогда его надо жалеть? Сначала Аня с дедом спорила и даже ссорилась, потом плюнула – объяснять что-то пьяному дураку было бесполезно. Аня помнила, как дед очень переживал, когда смотрел по телевизору хоккей или фигурное катание. Если наши проигрывали, то дед обзывал фигуристок коровами на льду, а хоккеистов предлагал сослать в Магадан, чтобы их там подучили как следует забивать шайбы. Аня за фигуристок заступалась и доказывала деду, что все они худенькие и нечего на них наговаривать. Но дед, поймав наконец-то собеседника, входил в раж и начинал доказывать пуще прежнего, что двойной тулуп так не прыгают, надо сильнее отталкиваться, а с такой толстой жопой можно только лед проломить. Из кухни выглядывала сердитая бабушка и начинала Ане делать знаки, чтобы она прекратила спорить с пьяным дедом. Аня и сама все про деда понимала, но по детской своей наивности пыталась отстоять справедливость.

Генка на кухне продолжает бубнить, ругает мать за то, что та переварила мясо:

– Надоело жевать эту жвачку, – ворчит он. Мать вяло отбрехивается. Аня прислушивается и думает: «Господи, какое может быть мясо в семь утра?»

Потом догадывается, что мясо это из позавчерашнего борща, которое мать сейчас разогрела на завтрак вместе с макаронами. Это у них называлось «макароны по-флотски». Ну почему нельзя сварить геркулесовую кашу, как все нормальные люди, сделать омлет, нажарить сырников или напечь блинов? Аня представляет утро в своей будущей семье и уплывает в уютную негу. У нее в доме всегда будет тепло, даже зимой, дети – в байковых пижамах с зайчиками, а муж – в длинном полосатом махровом халате, и все говорят друг другу «Доброе утро!» Сама Аня – в домашнем клетчатом платье и фартуке с подсолнухами. Она встанет пораньше, чтобы сварить кофе в серебристом кофейнике и напечь детям оладьев. Кофе она будет покупать в булочной, настоящую «Арабику» за двадцать рублей килограмм. А к оладьям подаст малиновый конфитюр и сметану из желто-синей коробочки, а не из этой ужасной банки с грязной крышкой, с которой ходит в магазин мать. А себе с мужем Аня пожарит яичницу с помидорами, а сверху посыплет натертый на крупной терке сыр и мелко нарезанный укроп – такую яичницу она видела в гостях у своей одноклассницы. А молоко в кофе они будут наливать не из треугольного пакета, а из красивого белого кувшинчика с голубыми незабудками, молочник называется. Выйдя из-за стола, все скажут «спасибо», а перед уходом пожелают друг другу хорошего дня.

Дверь с грохотом открывается, на пороге стоит мать, злая с похмелья, и орет:

– Ты думаешь вставать? Сколько можно валяться, опоздаешь же!

Аня, поеживаясь, встает и плетется в ванную. Вода в кране ледяная, потому что газовая колонка давно сломана и ее никак не починят. Аня с тоской оглядывает тусклые зеленые стены, грязную мыльницу и огромный таз с замоченным тряпьем, который стоит уже третий день и воняет тухлым болотом. Она подставляет под кран два указательных пальца, намочив, протирает ими глаза и идет одеваться. Натягивает серые рябые колготки, которые девчонки называют «березка», черную стеклянную водолазку, сверху школьную форму – в школе холодно. Зимой даже разрешают ходить без сменки, и все девчонки в классе сидят в рейтузах и тяжелых зимних сапогах с разводами соли. Одевшись, Аня идет завтракать. На завтрак – остывший чай в граненом стакане и хлеб с маслом. Хлеб засох, масло замерзшее, не размазывается. Аня вздыхает: ну что это за завтрак? Лучше уж вообще ничего не есть, а купить пирожков в школьном буфете со стаканом сливового сока из трехлитровой банки. Но мать не дает денег, потому что у нее их никогда нет.

Аня, задумавшись, смотрит в темное окно – там качается ветка старой яблони, вокруг фонаря медленно кружится снег, и Ане кажется, что под окном ходит Снегурочка. Та самая, с картины Васнецова, которую она однажды видела в Третьяковской галерее, куда ездила с классом на экскурсию. Скоро Новый год и каникулы, и Аня будет наряжать свою комнату. Она протянет в комнате веревку и развесит на ней серебряный дождик и бумажные фонарики, которые вырежет из цветной бумаги. И наклеит на окно бумажные снежинки, а между рамами засунет вату и положит на нее елочные игрушки – будет красиво. А на подоконник поставит елочку, у нее есть маленькая, пластмассовая, которую ей подарила бабушка, когда Аня еще ходила в детский сад. И игрушки к ней – целая коробка крошечных овощей и фруктов, тоже пластмассовых. Там есть и лимоны размером с наперсток, и груши, и яблоки, а еще морковь и помидоры с огурцами. Аня очень любит эти игрушки. Рядом с елкой она поставит Деда Мороза из ваты, а Снегурочкой нарядит свою куклу Галю, надо будет ей вырезать из картона корону и обклеить ее фольгой от шоколадных конфет. Аня конфетные обертки не выбрасывает, а складывает в коробку от мармелада. А еще ей очень хочется костюм, как у той самой Снегурочки – расшитую парчовую шубу и шапочку с пушистым белым мехом. Она бы пришла в таком костюме на школьную елку, и мальчишки не сводили бы с нее глаз, а девчонки завидовали. Но для школьной елки в их классе решили поставить спектакль «Золушка», а на главную роль выбрали противную воображалу Ритку. У Ритки черные волосы и толстые ноги, какая из нее Золушка? То ли дело Аня – хрупкая и прозрачная, вот она-то настоящая Золушка, не то что Ритка. Но Ане не досталось никакой, даже самой малюсенькой роли, все распределили без нее. А тех, кому никакой роли не нашлось, объявили гостями на балу. Массовкой. Учительница сказала, что гости должны надеть любое нарядное платье, можно даже летнее, или белую рубашку и немного покружиться на сцене, а потом просто стоять, смотреть на Золушку и восхищаться. Аня про себя сильно возмутилась. Значит, она должна будет торчать на сцене сбоку припека, пока Ритка кружится в танце с принцем, и таращиться на нее, как дура, да еще и радоваться? Ну уж нет, тогда лучше вообще не ходить и сказать, что заболела. А после каникул про справку от врача никто и не вспомнит.

Мать снова орет и прогоняет в школу. Аня сует ноги в холодные сырые сапоги, натягивает колючую шерстяную шапку и застегивает дурацкое синее пальто с куцым воротником из коричневого меха. Вот ее дочка будет зимой ходить в шоколадной цигейковой шубке, а сын – в блестящей красной куртке на молнии с капюшоном, такую куртку Аня видела в журнале «Внешпосылторг», который валялся на журнальном столике у соседки тети Нади. Аня выходит из дома и уныло плетется в школу. Как ей надоела эта школа! Аня пока только в шестом классе, ей еще учиться и учиться, и надо как-то дотянуть до десятилетки, чтобы потом обязательно поступить в институт. Аня еще не знает, в какой институт она будет поступать, но чтобы работа потом была такая, как в кинофильме «Служебный роман», который они с бабушкой недавно видели по телевизору. В фильме очень много женщин, все они красивые, интеллигентные и целыми днями меряют наряды, красятся, болтают и едят в большой красивой столовой. Да, и еще ходят по магазинам. В чем именно заключается их работа – не очень понятно, кажется, они там что-то подсчитывают, но это и неважно. Именно на такой работе можно будет найти себе мужа, с которым Аня собралась в свое светлое будущее. У них с мужем тоже будет такая же шикарная квартира, как у Самохвалова из «Служебного романа», где они будут принимать гостей и угощать их швейцарским сыром и греческими маслинами, как в кино, а стаканы с коктейлем украшать кружком лимона и пластмассовой трубочкой. Правда, Аня тогда сильно удивилась, как можно так неэкономно расходовать лимоны, которые вообще-то стоят три пятьдесят за килограмм. Дед иногда покупает за полтинник один лимончик к чаю и потом, выловив ломтик из кружки, съедает его вместе с кожурой. И «Волга» у них с мужем тоже будет, они на ней летом всей семьей поедут на юг. Хотя нет, на юг они полетят на самолете. Аня мечтает полететь на самолете в какие-нибудь далекие края, но пока она ездит только на автобусе или электричке.