Ночи Клеопатры. Магия любви
Шрифт:
Но все было безупречно.
Мест хватило бы десятков на шесть человек (Антоний привел с собой восемнадцать), и встретившая его Клеопатра с невинной улыбкой поинтересовалась:
– У тебя так мало друзей, о Антоний?
Антоний побагровел. Зараза такая! Нет, пожалуй, она еще похлеще Фульвии будет!
А еще через несколько минут он снова переменил свое мнение. Да как он мог вообще так подумать о такой милой женщине?
Конечно, об отправленных Кассию средствах он даже не заикнулся.
Она помогла деньгами мятежникам?
Наверное, этот Серапион – боги, ну и имена у них, у этих египтян! – отправил средства по своей инициативе. Не зря же царица его наказала! Правда, наказание было не слишком существенным, но оно и понятно: Серапион, видимо, предан ей, как пес, а что средства отправил – так это он хотел как лучше…
Самое интересное, что Клеопатра ничего подобного не говорила ему: намек здесь, полунамек там – и у Антония возникла четкая картинка происходившего.
Расстались они, чрезвычайно довольные друг другом.
Антоний был просто покорен этой женщиной – такой мягкой, нежной, нуждающейся в защите. Пожалуй, впервые в жизни ему захотелось окончить вечер именно так: поцеловав женщине руку и удалившись, а не потащив ее в койку. Это еще успеется! Эта женщина – не на один раз! Это… у него не хватало слов, чтобы выразить странное чувство, зарождающееся где-то в глубине его существа.
Зато слов хватило, чтобы заткнуть рот ближайшему другу, Донатусу, вздумавшему по дороге домой неудачно пошутить в адрес царицы. Лицо Антония сделалось белым, а глаза пылали таким гневом, что больше шуток в адрес Клеопатры никто из окружения Антония себе не позволил.
Клеопатра держалась, как любезная хозяйка, но – и только.
Оживилась она только один раз – когда Антоний поинтересовался, правда ли, что во время гражданской войны Цезарь чуть не утонул. Нет, оживилась – не то слово: на секунду она, казалось, вспыхнула и, может, даже хотела его ударить. Но ответила ровным тоном:
– Лодка перевернулась. Во время морских сражений это случается сплошь и рядом, ничего необычайного здесь нет. К тому же Цезарь отлично плавает, и тебе, Антоний, как его соратнику, следовало бы это знать.
Если такое ему сказал бы кто-то другой, он счел бы это оскорблением. Но эта милая женщина просто не способна была оскорбить кого бы то ни было. У нее такие удивительные глаза – как пронизанный солнцем янтарь!
Теперь он обязан устроить банкет в ее честь.
Конечно, таких изысков, какими вчера удивили повара Клеопатры, местным поварам не осилить. Во-первых, тут нет таких мастеров, во-вторых, он и пересказать не сможет, чего только не было на столе.
Отдать меню поварам на откуп? Сказать, чтобы приготовили не менее… боги, а сколько же там было блюд? Он и не запомнил, только глядел в золотистые глаза и, кажется,
– Поплия сюда!
Поплий был одним из тех, кого Антоний вчера вечером взял с собой.
Спросить его, что вчера было на столе? Нелепо, а он, Марк Антоний, не любил выглядеть нелепо, хотя, признаться, с ним иногда это случалось.
– Поплий, я должен подготовить материалы…
Вот демоны, ничего в голову не лезет! Впрочем, он и не обязан оправдываться ни перед кем!
– И хочу, чтобы ты отдал необходимые распоряжения. Чтобы стол к вечернему приему египетской царицы был не хуже, чем вчера у нее.
Большие глаза Поплия были слегка навыкате; каждый раз, когда он удивлялся, казалось, что они вылезут из орбит, и Марк Антоний, когда был в хорошем настроении, не упускал случая подшутить над старым другом. Сейчас, как показалось Антонию, они вообще чуть не выпали, но полководцу было не до шуток.
– Но корабль Клеопатры ушел сегодня с восходом солнца!
– Как это – ушел? – не понял Антоний. – Куда – ушел?
– Домой… Ну, то есть, я имею в виду – в Александрию…
Костяной стилос в крепких пальцах Антония хрустнул; он в сердцах отшвырнул обломки прочь. Так его еще никогда не оскорбляли. Он пригласил, а она, ничего не сказав…
– Прости, Антоний, но ты вчера никого никуда не приглашал.
– То есть как – не приглашал? А… откуда ты…
– Если помнишь, на банкете мы занимали один клиний. Ты еще умудрился предоставить женщине locus consularis!
– Она не простая женщина, она царица, – пробормотал Антоний себе под нос. То, что Клеопатра за обедом находилась справа от него, он помнил, а вот воспоминания о Поплии отсутствовали напрочь.
– И я могу голову дать на отсечение: никакого приглашения ты не делал.
Антоний смутился, и очи Поплия хотя, казалось, это было уже невозможно, от удивления выпучились еще сильнее.
– Я… был пьян?
Поплий вздохнул. Нет, с этим решительно надо что-то делать! А не то его друг и командир попросту пропадет.
– Ты выпил только два бокала вина. Неразбавленного, правда. Но…
«Но» означало, что для Марка Антония, гуляки и пьяницы, два бокала вина – это все равно что ничего.
– Может, тебе эта женщина что-то подсыпала? Хотя – что я ерунду говорю, я же все время с вами находился. Впрочем, от такой женщины легко голову потерять…
– Вот еще! – Антоний фыркнул, но получилось несколько наигранно. Он и сам понял это. Неужели и вправду потерял голову?
– К тебе посланник от египетской царицы, Антоний!
Посланник? Какой еще посланник? Она ведь всего пару часов как уплыла…
Худощавый и гибкий египтянин, смуглый, одетый в гофрированную юбочку, поклонившись, молча передал ему свиток и вперился в него своими подведенными глазами.
Антоний аккуратно развернул послание.
– Она приглашает нас в Александрию.