Ночи Клеопатры. Магия любви
Шрифт:
Маленький Цезарион был удивительно покладистым ребенком. Он согласно кивнул.
– Давай лучше сегодня я расскажу тебе сказку. А еще лучше – спою тихую песенку, ты под нее быстрее заснешь.
Придворные восхищались тем, как сын Клеопатры разговаривает в свои неполные четыре года: как взрослый. Дело даже не в том, что он выговаривал все звуки, с этим у него не было проблем с того момента, как он только начал разговаривать. Никакого лепета, все предельно четко и понятно. Но фразы, фразы! И мысли, которые он этими фразами выражал! Похоже, мальчик родился взрослым – говорили
Льстят, понимала Клеопатра, но льстят не так уж и сильно. Мальчик и в самом деле был развит не по годам. Клеопатра хорошо помнила Птолемея Диониса в таком возрасте, чуть похуже – Арсиною. И даже Птолемей Неотерос в этом возрасте куда больше походил на ребенка!
Вот и сейчас он понял, что дяде, которого он привык называть просто по имени, не до сказки, и, сидя у его постели, тихонько напевал что-то, напоминающее колыбельную.
Птолемей уснул достаточно быстро, но сон не принес избавления от болезни.
Среди ночи Клеопатру разбудила служанка: царь весь горел.
Его обтерли водой с винным уксусом, приложили ко лбу мокрое полотенце – помогло ненадолго.
К утру температура спала, но мальчика начало рвать.
– Отравили, – сказал Менса; в последнее время он здорово располнел, стал важным и везде таскал за собой молодого помощника, который, как подозревала Клеопатра, понимал в болезнях несколько лучше своего наставника.
– Тропическая лихорадка, – сказал молодой помощник.
– Тропическая лихорадка или отравление, – важно кивнул Менса. – Одно из двух – точно.
– Так отравление или лихорадка? – крикнула Клеопатра. Она теряла брата, единственного из всей семьи, к кому и в самом деле испытывала сестринские чувства. А могла потерять и сына. Одно дело – отравление, хотя кому мог помешать тихий, спокойный, приветливый мальчик? Брат мог бы мешать ей, если бы не давал править так, как она считала лучшим для государства. Да случись с ним что – так и скажут! Дескать, отравила царица братца, поскольку теперь у нее сын есть, и она может его сделать соправителем. Вроде бы в народе к ней относятся неплохо, но слухи ходят один нелепее другого. Ну, да ладно. Тех, кто богаче, знатнее всегда обсуждают, надо же черни о ком-то говорить?
Итак, если это отравление, то надо выяснить, кому это может быть выгодно. И… и следует бояться. За себя, за сына – если отравили Птолемея, то могут отравить и любого из них.
А если лихорадка? Цезарион сидел с Птолемеем вчера целый вечер, вдруг он заразился?
– Лихорадка не заразна, – буркнул молодой помощник Менсы. – Ее разносят комары и клещи.
Ну, клещей можно сразу исключить – Неотерос практически нигде не бывает. А вот комары… Но ее саму много раз кусали комары, и ничего не произошло. Возможно, молодой лекарь не вполне прав. А возможно, это и не лихорадка, а какая-то другая болезнь. Заразная.
– Но рвотное следует дать в любом случае! – важно заявил Менса.
– Рвотное нужно, – согласился и его помощник.
Рвотное дали, хотя молодого царя рвало и так.
Еды его организм не принимал – ни жидкой каши, ни лепешек, ни даже лекарственного отвара: все, что пытались в него впихнуть,
У Птолемея ломило все тело; он не жаловался, но, когда слуги приподнимали его исхудавшее тело, чтобы переложить поудобнее или помочь ему справить естественные надобности, не мог сдержать стона.
Клеопатра поселилась в комнате брата, запретив пускать сюда Цезариона. А вдруг Птолемей и в самом деле заразен? С ней ничего не случится, она молодая здоровая женщина, а Цезарион – совсем малыш. А если она даже умрет, о мальчике будет кому позаботиться. Есть Мардиан, есть Аполлодор, есть Руфрий, Сосиген – недостатка в няньках и наставниках у ее сына не будет. Конечно, никто не сможет заменить ему мать, но сейчас она не может оставить другого мальчика, своего брата, умирать в одиночестве…
Ей вдруг стало так жаль его! Такой молодой, почти еще ничего в этой жизни не видевший… Правда, его старший брат погиб, будучи младше, но старшего Птолемея ей жаль не было…
– Отречение, – вдруг прохрипел Птолемей.
– Что-что?
– Отре… чение. – Он попытался приподняться на локтях и рухнул на постель: ослабевшие руки не хотели держать тело.
Лоб его покрылся крупными каплями пота. Клеопатра, схватив тонкий льняной платок, принялась вытирать лоб брата.
– Отречение… скорее… не усп…
Его голова откинулась назад: мальчик был мертв.
Тело отдали бальзамировщикам.
– Не понимаю, почему он все время говорил об отречении? Мне кажется, он чувствовал, что Осирис уже готов принять его душу…
Мардиан покачал головой.
– В последние свои мгновения твой брат заботился о тебе, моя царица. Он не хотел, чтобы кто-то мог хотя бы подумать о том, что это ты избавилась от него. Если бы он успел отречься в пользу Цезариона, никто не сумел бы придумать никакого мотива, ради которого тебе понадобилось бы убивать своего брата. И вообще, пора возвращаться к жизни правителя, Клеопатра. Ты с момента смерти Цезаря совершенно не занимаешься делами государства. Конечно, у тебя есть Аполлодор и Руфрий, есть я, наконец. Но ты рождена, чтобы править. И ты должна обучать своего сына.
– Обучать? – с сомнением протянула она. – Цезарион еще совсем мал…
– Цезарион унаследовал ум и способности обоих родителей, – хмуро буркнул евнух. – Вспомни, сколько ты допустила ошибок, и сколько допустила бы еще, если бы тебя не поправлял Цезарь. Управлять страной – это тоже наука, и никто лучше тебя не научит твоего сына, хотя бы потому, что ты знаешь обо всем не понаслышке.
Глава 23
– Мы – меж двух огней. С одной – республиканцы, с другой – цезарианцы. Мы просто не можем не отправить денег Кассию, Египет страна большая, но мирная. А Восток практически в руках республиканцев: Кассий совсем рядом, в Сирии, под контролем Брута – Греция и Малая Азия. У нас есть только один выход: мы должны помочь и тем, и другим. Потому что не помочь наследникам Цезаря мне не позволяет совесть, а не помочь республиканцам – страх.