Ночи нет конца. Остров Медвежий
Шрифт:
– Прошу прощения, – произнес я. – На судне произошло несколько случаев пищевого отравления.
С вами, по-видимому, ничего не произошло. А как обстоит с Герцогом? кивнул я в сторону соседа, лежавшего к нам спиной.
– Живой, – с философским равнодушием произнес Эдди. – Стонал и охал, пока не свалился. Но он каждую ночь стонет и охает. Сами знаете, какая у Герцога ненасытная утроба.
Это было известно всем. Если человек может прославиться за какие-то четверо суток, то именно это произошло с Сесилом Голайтли из-за его
Скорее по привычке, чем в силу каких-то иных причин, я наклонился к Герцогу и тотчас увидел широко открытые, наполненные болью глаза, вращавшиеся из стороны в сторону, беззвучно шевелившиеся серые губы на пепельном лице и скрюченные пальцы, прижатые к животу. Оставшийся без помощи много дольше, чем Смит, Окли или Джерран, Герцог находился гораздо ближе к роковой черте. Была минута, когда у меня опустились руки, но Герцог оказался гораздо упорней меня; несмотря на хилый вид, здоровье у него было железное.
И все же, если бы не искусственное дыхание и стимулирующие сердечную деятельность инъекции, он бы наверняка умер.
– Будет ли этому конец? – слабым и сварливым голосом спросил Отто Джерран. Отто действительно был слаб. Лицо его осунулось и не успело обрести обычный свой цвет. И было отчего: отравление завершило целую серию неудач.
Из-за штормовой погоды не удалось отснять и фута пленки с натурой.
– Думаю, что да, – ответил я. При наличии на борту судна злоумышленника, у которого под рукой целый арсенал ядов, такое утверждение было слишком оптимистичным. И прибавил:
– Если бы появились новые жертвы, симптомы были бы налицо. Я осмотрел всех.
– Неужели? – усомнился капитан. – И членов экипажа? Они ели то же самое, что и вы.
– Об этом я не подумал.
Так оно и было. Без всяких на то оснований я решил, что признаки отравления могут быть лишь у членов съемочной группы. Капитан же подумал, что я считаю моряков людьми второго сорта, о которых не стоит и беспокоиться.
– Я не знал, что они ели то же самое. Хотя иначе и быть не могло.
Пожалуйста, проводите меня…
Сопровождаемый мрачным мистером Стоксом, капитан показал мне жилые помещения членов экипажа, располагавшихся в пяти каютах. В двух размещалась палубная команда, в одной – мотористы, еще в одной – оба кока, и в последней – два стюарда. С нее-то мы и начали обход. Открыв дверь, мы остановились как вкопанные, утратив дар речи. Я первым очнулся.
В нос ударил такой тошнотворный запах, что меня едва не вырвало. В каюте царил невообразимый хаос: стулья опрокинуты, повсюду разбросана одежда, разорванные простыни и одеяла свалены в кучу, словно после побоища.
Однако на удивительно спокойных лицах Моксена и Скотта не было ни ссадин, ни синяков.
– А я говорю: поворачиваем назад! – решительно проговорил капитан Имри, усевшись в кресло. – Имейте в виду, господа,
Трое мертвецов и четверо тяжелобольных на борту – это похуже любой холеры и тифа. Чей теперь черед? – произнес капитан, с укором глядя на меня.
– Доктор Марлоу признается, что не понимает причин этой… смертельной болезни. Видит Бог, причины для возвращения достаточно веские.
– До Уика слишком далеко, – заметил штурман. Как и Гуэн, сидевший рядом, Смит натянул на себя два одеяла. И он и Отто выглядели все еще неважно. – За это время может случиться всякое.
– Уик, мистер Смит? Зачем нам идти в Уик? До Гаммерфеста всего сутки ходу.
– Меньше, – отозвался мистер Стокс. Пригубив стакан рому, он рассудительно добавил:
– При попутном ветре и волнении за двадцать часов дойдем. – Проверив свои расчеты, он повторил:
– Да, за двадцать часов.
– Ну вот, видите, – обратив к Отто сверлящий взор, сказал капитан Имри.
– Двадцать часов.
После того как мы убедились, что среди членов экипажа потерь больше нет, капитан тоном приказа позвал Джеррана в кают-компанию. Отто в свою очередь вызвал трех остальных членов совета директоров – Гуэна, Хейсмана и Страйкера. Четвертый представитель администрации – мисс Хейнс, по словам Страйкера, крепко спала. Граф явился без приглашения, но его присутствие, похоже, никого не удивило.
Было бы преувеличением сказать, что в кают-компании царила атмосфера страха. Скорее, это можно было назвать чувством опасности, озабоченности и неуверенности. Пожалуй, Отто Джерран был расстроен больше остальных, и это вполне понятно: ему было что терять.
– Я понимаю причины вашего беспокойства, капитан, – произнес он. – Ваша забота о нас делает вам честь. Но, по моему мнению, вы напрасно осторожничаете. Доктор Марлоу определенно заявляет, что эта… эпидемия кончилась. Мы будем выглядеть очень глупо, если вернемся назад, а ничего страшного более не случится.
– Я слишком стар, мистер Джерран, чтобы заботиться о том, как я буду выглядеть, – возразил капитан Имри. – Если выбирать одно из двух – иметь на судне еще одного мертвеца или выглядеть смешным, я предпочту последнее.
– Я согласен с мистером Джерраном, произнес слабым голосом Хейсман, не успевший прийти в себя. – Отказаться от всего, когда до Медвежьего немногим более суток хода! Высадите нас на острове, а сами плывите в Гаммерфест, как и было предусмотрено. Вы попадете в Гаммерфест часов через шестьдесят вместо двадцати четырех. Что же может произойти в течение этих лишних тридцати шести часов? Неужто все должно пойти насмарку лишь из-за "того, что вы до смерти перепугались?