Ночная диверсия
Шрифт:
Город казался вымершим. По пустынным улицам, глухо стуча коваными сапогами, вышагивали немецкие патрули. По ночам за городом раздавались очереди пулеметной и автоматной стрельбы — это расстреливали ни в чем не повинных советских граждан. От немцев, ходивших по городу, веяло самодовольством. Еще бы, ведь они, как им казалось, шли по России триумфальным маршем. Они не помнили о могилах своих соотечественников, длинными рядами выстроившихся на заснеженных русских просторах. Они не помнили о пущенных под откос поездах, о партизанских налетах на их гарнизоны.
С первых же чисел декабря комендант города стал готовиться к встрече Нового года. Решено было организовать грандиозный бал для старших офицеров гарнизона. Этот вопрос подвергся самому подробному обсуждению в комендатуре.
Лениво развалившись в кресле, брюзглый, заплывший жиром комендант города разглагольствовал.
— Господа! Прошу вас учесть, что этот Новый год — не просто первое января. Эта дата совпадает с праздником великой победы фюрера над большевистской Россией.
Наши войска рвутся к Москве, и нет сомнения, что русская столица, по варварскому славянскому обычаю, вынесет фюреру хлеб-соль и станет перед ним на колени. Поэтому новогодний бал для старшего офицерского состава нужно организовать так, чтобы звон бокалов был слышен в Берлине.
Офицерам комендатуры казалось, что комендант прав и что война вот-вот закончится. Они согласно кивали головами. Конечно, так будет, и в скором времени. Ведь фашистское радио заявило, что войска фюрера продвинулись к русской столице настолько, что уже можно рассмотреть центральные улицы Москвы через хороший бинокль.
Итак, готовилась помпезная встреча нового, 1942 года. Вовсю старался комендант. Старался небескорыстно. Он присмотрел в центре города два роскошных дома для себя и надеялся с помощью влиятельных офицеров заполучить их. А под звон бокалов хмельные головы быстро решают такие дела.
Старались интенданты — попробуй не угоди злопамятному, изощренно мстительному коменданту.
К ресторану «Жемчужина», где намечался банкет, то и дело подъезжали машины, груженые редкими винами, фруктами, тщательно упакованными в стружку. Одновременно шли приготовления иного плана — городская полиция подбирала дам для новогоднего бала. Шли облавы на рынках, на улицах и в квартирах. Комплектуя очередную партию для угона в Германию, наиболее молодых и красивых девушек помещали в специально подготовленный для этой цели особняк.
Нина знала об этих облавах и старалась не попадаться на глаза немцам. Но пришла беда и к ней. Однажды под окнами раздались голоса. Нина осторожно выглянула в щель между занавесками и ошеломленно замерла. Рядом с двумя полицаями стоял Нарвильский. На нем было серое пальто с меховым воротником. Он о чем-то оживленно говорил полицейским, показывая на Нинино окно.
Через несколько минут раздался стук. Девушка притаилась.
— Неужели удрала? — удивленно произнес один из полицаев.
— Дома, ломайте дверь, — сказал Нарвильский.
Дверь заскрипела, а потом, слетев с крюка, распахнулась, и все трое ввалились в комнату.
Нарвильский, очевидно помня о пощечине, опасался подходить к Нине.
— Ну
Один из полицейских шагнул вперед. В лицо Нине ударило самогонным перегаром.
— Одевайся, девка, да побыстрей.
Так Нина очутилась в зловещем особняке. Девушки недоумевали. Вместо грязных вонючих бараков, куда сгоняли молодежь, их поместили в большое, уютное помещение. Тюлевые занавески, никелированные кровати, свежее белье, сытное питание. А потом кто-то из девушек высказал предположение, А что, если?..
Остальные замерли — это было самое ужасное. Что же делать, что?
Так прошло несколько мучительно тревожных дней.
А в воскресенье в особняке появилась еще одна — Ольга Рубан. Появилась не так, как другие. Нина, стоявшая у окна, увидела, как во двор вошел высокий, стройный немец в форме офицера войск СС. А под руку с ним очень красивая девица. Короткое, по-модному сшитое пальто ловко сидело на ее стройной фигурке. Слегка откинув голову, девушка весело смеялась. А офицер, склонившись к ней,что-то говорил.
— Девушки, взгляните — позвала Нина.
Все столпились у окон.
— Шоколадница! Подстилка немецкая!
— Растерзать бы ее на части!
— Как могут идти люди на такое? Вышагивает с врагом, хохочет, подлая, а может быть, в эту самую минуту погибает ее отец, брат или муж.
…А потом дверь распахнулась, на пороге появилась незнакомка. Большими голубыми глазами она смотрела на девушек. Натолкнувшись на их гневные взгляды, усмехнулась.
— Здравствуйте, великомученицы!
Никто не ответил.
— Молчите? Ну и дурашки.
Она подошла к столу и, придвинув стул, села. Небрежно достала из сумочки сигарету, осторожно закурила, стараясь не стереть с губ помаду.
— К сведению всех, меня зовут Ольгой. Ну, а о цели моего прихода поинтересуйтесь у коменданта города.
Нина вплотную подошла к Ольге, и резко взяв ее за плечо, повернула к себе.
— Послушай, Ольга, ведь я тебя знаю. Ты училась в педагогическом, на факультете иностранных языков. Ты помнишь нашу последнюю встречу на соревнованиях по волейболу? Как ты решилась на такое?
— Да, я тебя помню, ты из медицинского. И тем не менее о цели моего визита наводите справки в комендатуре. — И она убрала руку Нины со своего плеча.
Но коменданту города сейчас было не до справок. Майор Краузен стоял навытяжку перед оберстом фон
Говивианом и чувствовал, как пот заливает ему лицо. Белье прилипло к телу.
Да, такого результата поездки к начальству комендант не ожидал.
Закончив подготовку к новогоднему балу, майор помчался в областной центр, окрыленный надеждой заполучить такого гостя, как оберст фон Говивиан. Зная страсть полковника к драгоценностям, он прихватил золотое кольцо, снятое недавно с одной женщины, которую расстреляли. Кольцо было тяжелое, с тончайшей затейливой гравировкой.