Ночная духота

Zella

Я и не подумала, что придётся сидеть на земле! Вот ещё одно доказательство, что Клиф прекрасно помнит, что такое быть человеком. Душа наполнилась нежелательным теплом, и я нервно передёрнула плечами, будто скидывала с них заботу Клифа, по которой очень скучала. Чтобы побыстрее отделаться от ненужных и даже опасных в тот момент мыслей, я быстро пробежала по мощёной дорожке, чтобы Клиф не успел распахнуть передо мной дверцу «Приуса». Эта галантность должна была давно насторожить меня. Я замечала её лишь у седовласых хипповатых мужиков…

Долгие безмолвные пять минут я смотрела на бледные бескровные руки вампира, лежавшие на руле моего жемчужно-голубого «приуса». Вернее

я пыталась не смотреть на них, но не могла отвести взгляда: он перебирал пальцами, будто касался струн гитары. Я смотрела и смотрела, все сильнее и сильнее вжимаясь в дверцу, проклиная себя за уступчивость. Теперь я постоянно буду думать о том, что на кожаном чехле хранятся магические отпечатки его пальцев. А был ли мне в действительности дан выбор? Не стоило напрягать губы. Клиф не смотрел на меня, но заигравшая на его губах усмешка дала мне положительный ответ. Даже молодые вампиры прекрасно слышат внутренний голос людей. Он знал, что меня радует возможность побыть с ним наедине, пусть даже с помощью внушения. Сейчас нить жизни не ускользала от меня, а до вмешательства Лорана, Клиф не мог предотвратить паническую атаку. Зачем в тот вечер он вновь затащил меня в постель, чтобы потом… Стоп, стоп, стоп… Клиф вновь улыбается, ему смешно, потому что он знает ответ, но хочу ли знать его я?

— Ты действительно не знал, что Лорану так плохо? — вдруг задала я мучивший меня вот почти уже сутки вопрос, чтобы Клиф не вздумал отвечать на другой, ещё не заданный мной.

— А ты думаешь, я отпустил бы его одного?

Он не повернул в мою сторону головы, хотя вампиры способны вести машину как в кино — глядя в камеру, то есть лицо собеседника, всё время. Он нарочно буравил взглядом дорогу.

— Говоришь, до пятницы ты свободна?

Я рассмеялась в голос. Клиф не умел играть словами и сейчас ляпнул первое, что пришло на ум. Ему ли не знать, что его же стараниями понятие свободы перестало для меня существовать, хоть я и продолжала жить в якобы свободной стране. Свободы вообще не существует, есть только страх, который держит тебя в заданных государством рамках. Страх наказания, и бравые полицейские являются ангелами-хранителями нашей пресловутой свободы от нас самих. Если люди дадут волю своим истинным желаниям, они сметут все общественные устои, подобно урагану Катрине. Мародёрство в разрушенном Новом Орлеане наглядно показало, чего стоит наша образцовая добропорядочность и законопослушность в отсутствие полицейских. Да, мы все хорошие лишь под дулом пистолетов карательной системы, а иначе прощай цивилизация и здравствуй неконтролируемый инстинкт удовлетворения своих тёмных желаний. Какой же страх держит в узде вампиров?

— В это время Луна, как ржавый таз, встаёт над Городом N…

Только не суждено было в этот раз Майку Науменко допеть… Я совершенно не слышала музыки за какофонией собственных мыслей, и когда неожиданно в салоне повисла тишина, мой мозг из последнего аккорда составил фразу, потому что я знала все песни наизусть.

— Прости, но это невыносимо, — сказал Клиф с открытой злостью. — Не выношу его ритм-секцию. Слушай Боба Дилана…

Я решила оборвать слышанную много раз лекцию:

— Я слушаю слова. Тебе, увы, их не понять, даже если ты способен понять русский язык.

— Нет, я не знаю русского, — сказал Клиф зло, на этот раз повернув в мою сторону голову.

Он злился, совсем как живой, потому что я нагло попрала его святую святых. Вампира переполнили эмоции, будто в мёртвой груди учащенно забилось сердце. Он остался во многом человеком, потому я долго не верила в реальность той ночи откровений. Клиф не познал спокойствие

смерти, продолжая раздражаться по мелочам. Только возможно ли посмертное существование без накала страстей? Даже Лоран не получил смертельной дозы спокойствия. Или их всякий день возрождает к жизни музыка?

— В музыке должна быть прежде всего музыка, — продолжал Клиф, уже отвернувшись от меня, будто не мог отделаться от смертной привычки следить за дорогой. — Что лучше неё может передать накал чувств?

— Слова, — твердила я, будто заученный урок.

— Бэйби…

Плевать, что он скажет дальше. Столько месяцев я жила без этого мягкого сленга шестидесятых. И пусть я никогда не была его «возлюбленной», подобное обращение дарило иллюзию значимости.

— Неужели тебе настолько важно дойти до всего умом, что ты полностью блокируешь эмоциональный пласт? — казалось, как-то даже заинтересованно спросил Клиф.

— И ты мне говоришь про эмоции, ты — живой мертвец? — вынырнула я из нирваны приятных воспоминаний.

— Я не бесчувственное создание, — даже со скрежетом зубов выдал Клиф. — Мои эмоции живы в музыке, которую я играю. В ритм-секции я слышу удары собственного сердца, будто оно стучит у меня в висках, а это… Это же жалкая пародия на Дэвида Боуи!

— Ты прав и не прав, — сказала я, уже более расслабленно устраиваясь в пассажирском кресле, чувствуя на губах сладкий привкус дежавю.

Мы много и о многом говорили на заднем сиденье белой «Тойоты». Он распахнул для меня врата в американскую культуру. Каким же классным он был проводником!

— Ты не можешь оценивать конфету по обёртке. Наши ребята, тот же Майк, не занимались принятыми здесь перепевками. Их творчество намного самобытнее вашего подражания кумирам с Туманного Альбиона.

Я ждала реакции, но той не последовала, и я не знала, стоит ли вообще продолжать монолог. Все слова были давно сказаны и просто не приняты его ревниво-патриотичной американской натурой. Но тут Клиф заговорил и будто выплёвывал каждое слово мне в лицо.

— Можешь не продолжать, — подтвердил он мои мысли. — Я прекрасно помню продолжение фразы: придавая слишком много значения музыкальному наполнению композиции, мы отодвигаем на второй план смысл текста, потому что большинство всё равно пропускает его мимо ушей. Не стоит повторять, что наши песни малосодержательны, а порой и просто бессмысленны.

— Отчего ты злишься, Клиф?! Мы же не будем перевирать факты и называть чёрное белым? Даже ваши исследователи рока это говорят, ты ведь заставил меня прослушать онлайн курс. Или тебя раздражает то, что русский рок до сих пор мне ближе, чем английский? Мне вообще по барабану любой рок, а «Зоопарк» я стала слушать из-за тебя, потому что ты попросил для ознакомления что-то русское…

— Вот именно, а ты подсунула мне испорченного Дэвида Боуи!

Он ударил по рулю с такой силой, что сработал клаксон. Резкий звук подействовал на него отрезвляюще, и он даже сбавил скорость. Я улыбнулась и расслабилась окончательно — он был прежним, не ужасно далёким, каким я видела его ещё три дня назад на кухне рядом с Лораном.

— Когда-нибудь ты поймёшь наши песни.

Я не стала спорить. Я погрузилась в нирвану забытых воспоминаний. Такой же тёплый августовский вечер. Джаз в парке. Тихий разговор.

— Русский джаз, — говорила я тогда, казалось, живому парню, — сколько бы наши музыканты не старались, не дотягивает до задрипанного кабачка в Сан-Франциско, потому что до недавнего времени наши культуры не особо соприкасались.

Зато в тот миг соприкасались наши тела, что давало полную уверенность в безнаказанности моих слов.