Ночная катастрофа
Шрифт:
Кейт некоторое время молчала, потом сказала:
— Когда я очень устаю и нет сил работать, то приезжаю сюда.
— Понятно…
Мы медленно продвигались к мосту.
Я вдруг вспомнил, причем очень отчетливо, разговор, который состоялся между специальным агентом Кейт Мэйфилд и вашим покорным слугой вскоре после нашего знакомства. Тогда мы работали по делу Асада Халила, о котором уже упоминал мой новый друг Лайэм Гриффит. Кажется, в тот день я пожаловался на слишком большую загруженность или что-то в этом роде, и Кейт, посмотрев на меня, сказала:
— Знаешь, когда ОАС занималось расследованием делом авиакомпании «Транс уорлд эйрлайнз», люди
На это я не без сарказма заметил:
— А ведь это даже не был террористический акт.
Кейт ничего не ответила, и, помнится, тогда я подумал, что в этом деле осталось еще много неясностей и нерешенных вопросов.
С тех пор прошел год, мы с Кейт поженились, а она все еще продолжает хранить молчание об этом деле — или отделывается ничего не значащими фразами, которые я не желаю слушать.
Я повернул на мост и продолжил движение в составе колонны. Слева от нас открывался залив Грейт-Саут-Бей, справа — залив Моричес-Бей. В воде отражались огни находившегося на противоположном берегу городка. На небе мерцали звезды, а в открытое окно задувал чуть солоноватый морской бриз.
В такую же вот летнюю ночь ровно пять лет назад огромный авиалайнер, вылетевший из аэропорта Кеннеди в Париж с двумястами тридцатью пассажирами и экипажем на борту, через одиннадцать с половиной минут после взлета взорвался в воздухе, развалился на части и рухнул в море, залив его поверхность горящим топливом.
Я попытался представить себе, что именно видели в те минуты свидетели. Несомненно было одно: это зрелище до такой степени не соотносилось со всем их прежним жизненным опытом, что они вряд ли смогли тогда что-то понять.
Я повернулся к Кейт и произнес:
— Однажды я допрашивал свидетеля убийства. Он утверждал, что стоял в десяти футах от убийцы, который, по его словам, выстрелил в жертву один раз с расстояния пяти футов. Камера наблюдения зафиксировала эту сцену. После просмотра видеозаписи стало ясно, что убийца находился в тридцати футах от свидетеля и в двадцати — от жертвы, в которую стрелял не один раз, а целых три. — Сказав это, я сделал совершенно необязательное замечание: — Как известно, в экстремальных ситуациях мозг подчас неверно оценивает информацию, получаемую от органов зрения или слуха.
— Но свидетелей были сотни.
— Сработало воображение, — сказал я. — Или синдром ложной памяти, или подсознательное стремление угодить человеку, который вел допрос. В данном же конкретном случае, когда события разворачивались на фоне ночного неба, скорее всего имела место оптическая иллюзия. Выбирай, что тебе больше нравится.
— Мне и выбирать не нужно. В официальном рапорте все эти показания имели пометку «оптический обман».
— Точно. Так все и было. Я вспомнил. — ЦРУ выпустило в связи с этим весьма спорный анимационный фильм, воссоздававший события катастрофы. В этом фильме, который показали по телевидению, была также сделана попытка объяснить феномен «огненного столба». По словам более двухсот свидетелей, он поднимался с поверхности моря и двигался по направлению к самолету. В фильме же утверждалось, что огненный столб двигался не к самолету, а от него. Это якобы была струя пылающего авиационного горючего, вырывавшегося из пробитого топливного бака. Создатели фильма, выполнявшие заказ ЦРУ, клонили к тому, что внимание людей к происходившим в небе событиям привлек не взрыв как таковой, а его звук, который достиг их органов слуха через пятнадцать-тридцать секунд — в зависимости от места, где они находились. Только
Все это, по мнению ЦРУ, следовало трактовать как обыкновенный оптический обман, или иллюзию. Эта версия казалась мне бредовой — до тех пор, пока я не посмотрел фильм, видеоряд которого, надо признать, иллюстрировал произошедшие события гораздо лучше, чем устные показания свидетелей. Теперь я подумал, что есть смысл посмотреть его еще раз.
Тут я снова задал себе вопрос, над которым ломал голову пять лет назад: почему этот видеоролик изготовили в ЦРУ, а не в ФБР? И нет ли в этом какого-нибудь подвоха?
Наконец мы переехали через мост и опять оказались на Уильям-Флойд-парквей. Я взглянул на часы и сказал:
— Похоже, мы доберемся до города не раньше одиннадцати.
— Даже позже — если ты не против.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Нужно кое-где остановиться.
— Надеюсь, эта незапланированная остановка не разрушит мою жизнь и карьеру?
— Все может быть. Но если ты не остановишься, это наверняка не лучшим образом отразится на твоем браке.
Я ухмыльнулся.
— Мы что — обсуждаем перспективы быстрого секса на мятых простынях какого-нибудь придорожного мотеля?
— Ничего подобного.
Я вспомнил, что Лайэм Гриффит очень не советовал мне превращать расследование этого дела в своего рода хобби. Он так и не сказал, что произойдет, если я не захочу последовать его совету. Можно было, однако, догадаться, что ничего особенно хорошего мне это не сулит.
— Джон?
Между прочим, мне бы следовало заботиться о карьере жены даже больше, чем о собственном продвижении по службе, — хотя бы потому, что она зарабатывает больше меня. Быть может, есть смысл рассказать ей о том, что сказал мне Гриффит?
Неожиданно она повернулась ко мне и сказала:
— Ладно. Поехали домой.
— Ладно. Сделаем еще одну остановку — и поедем, — ответил я.
Глава 4
Мы свернули с Уильям-Флойд-парквей и покатили на восток по Монтаук-хайвей. Когда позади осталась очаровательная деревушка Уэстгемптон-Бич, Кейт показала, куда ехать дальше.
Мы пересекли Моричес-Бей по мосту, который вел к крохотному барьерному островку, и поехали на запад по Дьюн-роуд, единственной здесь дороге.
По обе стороны от нее стояли новенькие домики: слева — с видом на пляж и кромку прибоя, справа — с общим видом на океанский простор.
— Пять лет назад здесь никто домов не строил, — сказала Кейт.
На первый взгляд ничего не значащее замечание. Однако оно напомнило мне о том, что раньше эта местность была куда более пустынной и уединенной. Из чего следовало, что все дальнейшие комментарии Кейт нужно рассматривать именно в таком контексте.
Через десять минут висевший у дороги плакат сообщил нам, что мы въезжаем на территорию национального парка Капсог-Бич, который с наступлением сумерек считался закрытым. Но я, будучи лицом официальным — хоть и направлялся сюда по неофициальному делу, — это объявление проигнорировал и въехал на располагавшуюся у входа просторную парковочную площадку.