Ночная катастрофа

Демилль Нельсон

— Кое-какие вопросы исламской культуры.

Хэрри снова рассмеялся.

Я же вернулся к лежащим передо мной бумагам. Это были очередные инструкции, с которыми нужно было ознакомиться.

Все по-настоящему интересующие меня материалы хранились в папках, которые федералы называют «досье» и держат в шкафах в запертой комнате. Чтобы получить к ним доступ, необходимо заполнить соответствующее требование, которое отрабатывалось незнакомыми мне людьми, после чего либо отклонялось, либо возвращалось вместе с нужной мне папкой.

Вынужден признать,

что мой доступ к секретной информации имеет четко очерченные границы, поэтому мне ничего не оставалось, как заниматься делом Халила или другими, которые мне поручали. Это мешало мне отслеживать связи между текущими делами, находящимися в разработке в нашем отделе. Из соображений секретности каждый из нас занимался своим узким аспектом проблемы. По моему скромному мнению, отсутствие ретроспективы и широкого взгляда на вещи сказывалось на деятельности нашего отдела не лучшим образом. В полиции, например, все имеют доступ ко всем делам, и не нужно спрашивать разрешения, чтобы взять какое-нибудь из них с полки, будь оно хоть двадцатилетней давности.

Впрочем, особых причин для недовольства у меня не было. До сих пор, насколько мне известно, федералам удавалось ограждать Штаты от разгула глобального терроризма.

За исключением одного случая. Или двух. Или, быть может, трех?

Первым случаем был взрыв бомбы во Всемирном торговом центре. Это вызвало шок — как у общественности, так и в силовых ведомствах, но тем не менее почти все организаторы этого теракта были задержаны, предстали перед судом и теперь отбывают пожизненный срок.

Между башнями-близнецами воздвигли прекрасный гранитный памятник, посвященный памяти шести жертв теракта, — как раз в том месте, где взорвалась заминированная машина, только не в подземном гараже, а на поверхности.

Следующим был взрыв самолета компании «Транс уорлд эйрлайнз». Это могло быть делом рук иностранцев. А могло и не быть.

Было также дело Асада Халила, которое, с моей точки зрения, следовало рассматривать как проявление терроризма. Однако правительственные чиновники квалифицировали его как серию убийств американских граждан, совершенных субъектом ливийского происхождения на почве личной неприязни.

Когда речь заходит о национальной безопасности и борьбе с международным терроризмом — то есть сферах, изначально от меня далеких, мне остается только уповать на то, что люди, которые занимаются этой работой, делают ее хорошо. Но временами я в глубине души позволяю себе в этом усомниться.

Я встал, надел пиджак и сказал Хэрри:

— Пикни мне на пейджер, если начальству вздумается устроить какое-нибудь совещание.

— Куда это ты собрался?

— Выполнять особо опасную миссию. Предупреждаю, что могу не вернуться.

— Если все-таки вернешься, купи мне булочку с польской сосиской, ладно? Только без горчицы.

— Сделаю все, что в моих силах.

С этими словами я быстро вышел из комнаты, бросив взгляд на Кейт, самозабвенно созерцавшую монитор своего компьютера.

Хотя мы живем в эру мобильной связи, на улице

еще можно обнаружить обыкновенные телефоны-автоматы. Я направился к одной из телефонных будок, находившихся на Бродвее. Было тепло, но на небе уже собирались тучи.

Достав свой сотовый телефон, я извлек из недр его памяти номер мобильника Дика Кернса, но позвонил ему по телефону-автомату.

Дик Кернс, в прошлом мой коллега по Департаменту полиции Нью-Йорка, уволился из ОАС несколько месяцев назад и сейчас был вполне гражданским человеком, работавшим по контракту на федералов. В его обязанности входила проверка благонадежности тех или иных типов.

— Алло? — сказал он.

— Это Служба расследований Дика Кернса?

— Она самая.

— Полагаю, у моей жены есть любовник. Вы бы не могли за ней проследить?

— Кто это? Кори? Узнаю тебя, старая задница.

— Я думал, ты занимаешься выслеживанием неверных супругов.

— Ты ошибся, но ради тебя я готов сделать исключение.

— Слушай, ты в обеденный перерыв занят?

— Занят, как всегда. А в чем дело-то?

— А сейчас чем занимаешься?

— С тобой разговариваю. Ты где?

— На улице. За пределами Федерал-Плаза, двадцать шесть.

— У тебя что-то срочное?

— Срочное.

В трубке повисло молчание, потом Дик сказал:

— Я дома, в Куинсе. — И добавил: — Я сейчас вообще все больше дома работаю. Очень удобно. Советую тебе об этом подумать.

— Я не могу болтать с тобой все утро, Дик. Выбирайся побыстрее в Чайнатаун. Помнишь наше местечко?

— Ты имеешь в виду «Низкий потолок»?

— Совершенно верно. Рядом с вьетнамским рестораном «Фак Ю». — Я повесил трубку, нашел торговца сосисками и купил у него две булочки с польскими сосисками — одну без горчицы.

Потом я вернулся на Федерал-Плаза и поднялся в свой офис. Передав сосиски Хэрри, я вышел в кафе-бар и взял чашку черного кофе. На стене висели плакаты из серии «Их разыскивает ФБР» на английском и арабском языках. На одном из них красовался Усама бен Ладен — тот самый парень, который стоял за нападением на американский эсминец «Коул» и взрывами в американских посольствах в Кении и Танзании. За его голову была назначена награда в пять миллионов долларов, которую, однако, до сих пор никто не получил, что, признаться, меня несколько озадачивало. За пять миллионов баксов большинство людей сдали бы даже родную мать или своего лучшего друга.

Еще больше меня озадачивал тот факт, что упомянутый бен Ладен не взял на себя ответственности ни за одно из тех преступлений, в которых его обвиняли. На его след вышло ЦРУ, и мне оставалось только гадать, как оно добыло неопровержимые улики его причастности к этим терактам. Но дело, в общем, было в другом. С некоторых пор группы террористов и террористы-одиночки — кстати, об этом мы вчера говорили с Кейт — перестали брать на себя ответственность за совершенные теракты, и взрыв «Боинга-747» компании «Транс уорлд эйрлайнз» мог оказаться из разряда таких вот «анонимных» дел.