Ночная катастрофа
Шрифт:
Кивнув, я спросил:
— Полагаю, покрывалом дело не ограничилось?
— Федералы там все обшарили — и в регистрационную книгу заглянули, и кредитные карточки клиентов проверили, и о компьютерной базе не забыли. Парень из отеля пообещал держать язык за зубами и спросил, не нашли ли мы тех людей, которые запустили ракету.
— Увы, не нашли… Так как же все-таки звали этого парня?
— Лесли Розенталь. Он менеджер отеля.
— А почему ты, собственно, к нему не съездила?
— А потому, что, когда цепляешь кого-нибудь на крючок, бывает, и сам зацепишься. Этот самый мистер Розенталь —
УПО — это Управление профессиональной ответственности ФБР. Уже одно его название — есть, согласитесь, в нем что-то оруэлловское — вызывает некоторый душевный трепет. УПО, грубо говоря, является аналогом отдела внутренних расследований Департамента полиции Нью-Йорка, где тоже стукач на стукаче и обстановка не самая располагающая. Так вот, меня не оставляла мысль, что упомянутый уже Лайэм Гриффит является сотрудником этого офиса.
Обдумав все это, я сказал:
— А эти парни, случаем, не предложили тебе перевестись в Северную Дакоту?
— Такая возможность всегда существует, — заметила Кейт. — Впрочем, эти парни были вежливы и всячески пытались дать мне понять, что я допустила лишь незначительную промашку, заслуживающую легкого порицания. Они даже похвалили меня за инициативность и предприимчивость.
— Ого! А ты, случайно, не получила повышение?
— Я получила вежливое предупреждение и совет не высовываться. Мне сказали, что этой версией занимаются другие люди, а мое дело — проводить опрос свидетелей.
— Ты еще легко отделалась. Один мой начальник примерно по такому же поводу швырнул в меня здоровенным скоросшивателем.
— В нашей конторе действуют более деликатно. Но, как бы то ни было, я приняла их слова к сведению. А кроме того, поняла, что слишком близко подошла к чему-то очень важному.
— Так почему в таком случае ты не стала раскручивать это дело?
— Потому что получила прямое указание этого не делать. Ты разве не слышал?
— А может, они просто проверяли тебя? Хотели услышать из твоих же собственных уст, что ты этого так не оставишь?
Немного подумав, Кейт сказала:
— А что? И такое возможно. Но тогда я думала, что, если из этого что-то выйдет, об этом дадут знать всей нашей команде. Как-никак, все мы делаем общее дело. Пять лет назад я не верила в теорию заговора.
— А сейчас веришь?
Кейт не стала отвечать прямо.
— Всякий, кто занимался этим делом, отдал ему часть своей души, но на тех, кто проводил опрос свидетелей, оно повлияло особенно сильно. Ведь нам пришлось выслушать сотни людей, которые видели, как ракета ударила в самолет, или считали, что видели. Многое из того, что мы услышали, казалось нам вполне убедительным, да и свидетели были абсолютно надежны. Вот почему мы так и не смогли принять официальное заключение о катастрофе, подписанное НКБТ, — не говоря уже о мультике, слепленном в ЦРУ. Думаешь, я была единственной,
— А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, — сказал я. — Хотелось бы знать, какой процент несогласных с официальной версией в Департаменте полиции Нью-Йорка, а какой — в ФБР.
— Поначалу творилось что-то невообразимое. Объединенную группу следователей, в которую вошли люди из полиции Нью-Йорка и ФБР, перебросили на восточную оконечность Лонг-Айленда, где мы опрашивали свидетелей двадцать четыре часа в сутки. Места для всех не хватало, и многим прошлось ночевать прямо в машинах. Все местные отели были забиты под завязку, даже казармы береговой охраны использовались как общежития, — сказала Кейт. — Я сама провела две ночи в офисе оперативного центра береговой охраны в Моричес с четырьмя другими женщинами, пока нас с коллегой из ФБР не поселили в номер одного из соседних отелей.
— И с кем же тебя поселили?
— Этого парня зовут Джейсон Миллз.
— Ты жила в одной комнате с мужчиной?
Кейт улыбнулась.
— Нет, Джон. Просто я хочу тебя немного позлить. Но больше никогда не задавай мне вопросов о людях, с которыми я работала. Тебе не стоит с ними встречаться.
— Я тебя понял. И что же дальше?
— Мы не имели представления, какое количество свидетелей нам придется опросить. Только потом выяснилось, что их число приближалось к семистам. И было еще с полсотни таких, кто видел или слышал что-то относящееся к этому делу. Мы сначала даже не могли понять, кто заметил столб света, а кто — только взрыв и падение в воду горящих обломков. Но постепенно определились некие принципы классификации, и через несколько дней у нас была уже отдельная группа из двухсот свидетелей, видевших восходящий световой поток, — иначе говоря, поднимавшийся с водной поверхности огненный столб.
— И этих свидетелей, конечно же, допрашивали федералы?
— Верно. Но как-то так вышло, что в самом начале парням из Департамента полиции Нью-Йорка достались наиболее ценные свидетели, а федералам остались лишь совсем никчемные и ненадежные.
— О таком страшно и подумать!
Кейт проигнорировала мое исполненное сарказма замечание и продолжила:
— Итак, как я уже говорила, в конце концов мы их рассортировали, и те, кто видел огненный столб, перешли в ведение ФБР. Из них мы отобрали двадцать самых надежных — таких, кто настаивал на том, что огненный столб поднимался с поверхности океана. Вроде капитана Спрака. Все они были направлены в более высокие инстанции ФБР.
— И ЦРУ. К парням вроде Теда Нэша.
— Вероятно.
— Скажи, с этими свидетелями никаких несчастных случаев не произошло?
Кейт широко улыбнулась.
— Ни одного. Ты уж извини.
— Что ж, это не противоречит моей теории.
Я обдумал все, что узнал за утро, поразмыслил о закономерностях столь странного разделения труда между полицейскими и федералами, и вдруг мне пришло в голову, что ребятам из Департамента полиции Нью-Йорка куда чаще, чем агентам ФБР, приходится заниматься черной работой. Но стоит им наложить лапу на что-нибудь ценное, как свидетеля или материалы тут же передают федералам. Чтобы небожители не разгневались.