Ночная музыка
Шрифт:
– Он был в курсе? – требовательно спросила она, хотя голос ее дрожал. – Тьерри был в курсе? И все время держал это в себе?!
Байрон кивнул:
– Первое письмо та женщина доставила лично. И он ее узнал. А затем увидел второе письмо среди прочей корреспонденции.
– Узнал ее? Боже мой!
Вот теперь все встало на свои места. Она была морально уничтожена изменой мужа и собственной изменой сыну, который не осмеливался говорить, потому что слишком много знал. От маленькой семьи, некогда жившей в уютном доме в Мейда-Вейл, не осталось и следа. Ни любви,
– Изабелла? С вами все в порядке?
Нелепый вопрос так и остался висеть в воздухе без ответа.
Тьерри, мысленно твердила она. Ей надо идти к Тьерри.
Изабелла неуверенно поднялась.
– Спасибо вам, – вежливо сказала она, удивляясь, что ей еще удается справиться с голосом. – Спасибо, что сообщили мне.
Она решительно направилась в сторону дома, спотыкаясь о кочки, едва различимые в сгустившихся сумерках. И лес, с его размытыми краями, словно расступался перед ней.
– Простите, – тихо сказал Байрон, который все это время шел рядом.
Изабелла резко повернулась к нему:
– За что мне вас прощать? Разве вы спали с моим мужем? Или сидели за рулем убившего его грузовика? И разве вы нанесли моему сыну психологическую травму, из-за которой он отказывается говорить? Нет. Поэтому не будьте смешным. К вам это не имеет ни малейшего отношения. – Слова ее обрушивались на Байрона с жестокой неумолимостью.
– Простите, что принес вам дурные вести, – сказал он. – Мне казалось, вы должны знать. Ради Тьерри.
– Очень мило с вашей стороны. – Она едва не упала, споткнувшись о поваленное дерево.
– Изабелла, я…
– А кто еще знает? Возможно, вам стоит поспешить к Кузенам. Пусть получат информацию из первых рук. Не сомневаюсь, так или иначе к утру об этом будет судачить вся деревня.
– Никто не знает.
Впереди уже виднелся дом. Сын, должно быть, внутри. Наверное, сидит у себя наверху, погрузившись в компьютерную игру. Как я могла быть настолько слепой?! Как я могла позволить ему так страдать?!
– Изабелла. Не торопитесь. Передохните хотя бы минуту, прежде чем начинать разговор с ним.
Байрон положил руку на плечо Изабеллы, но та яростно ее стряхнула:
– Не прикасайтесь ко мне!
Он отшатнулся, точно от удара. И, помолчав, сказал:
– Если бы я мог, то с удовольствием сжег бы эти письма. Я просто пытаюсь помочь Тьерри.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы ему помогали. И вообще, мы не нуждаемся ни в вашей помощи, ни в чьей-либо еще.
Он заглянул ей в лицо, а затем зашагал прочь, стиснув зубы.
Изабелла проводила его взглядом.
– Я сама способна его защитить! – крикнула она ему вслед. А когда Байрон уже был достаточно далеко, повторила: – Я способна защитить их
Байрон даже не замедлил шага, и Изабелла, горько всхлипнув, сказала дрогнувшим голосом:
– Байрон, скажите мне почему?!
Байрон остановился и повернулся к ней. Она стояла, подбоченившись, возле поваленного дуба, лицо ее пылало.
– Почему он сказал вам, а не мне? Почему он не мог во всем мне признаться? Ведь я его мать, разве нет? Возможно, я была не слишком хорошей матерью, но я всегда любила его. У него никого не осталось, кроме меня. Тогда почему он сказал вам, а не мне?
Байрон заметил, что лицо ее страдальчески исказилось. Похоже, за маской разъяренной фурии скрывались растерянность и боль. Она была точно раненый зверь, способный накинуться на первого встречного.
– Он боялся, – ответил Байрон.
Изабелла переменилась в лице. Подняла глаза к небу и на секунду их закрыла. Будь я другим человеком, неожиданно подумал Байрон, любым другим, только не тем, кто я есть, я бы мог подойти к ней и нежно обнять. Хоть как-то утешить эту исстрадавшуюся женщину.
– Своим молчанием он хотел защитить вас.
Он подождал, пока она повернется к нему спиной, и решительно зашагал в сторону дороги.
Когда Изабелла вернулась, сын еще не спал. Даже в царившем в комнате полумраке она видела, что его глаза устремлены прямо на нее. Она поняла: он ждал ее прихода. Должно быть, догадался, о чем будет говорить с ней Байрон. Но теперь, оказавшись наедине с сыном, Изабелла искала, но не могла найти нужные слова. Впрочем, она даже не была вполне уверена в том, что поверила в сказанное Байроном. И тем не менее она твердо знала, что ее долг – избавить Тьерри от этой непосильной ноши. Она погладила его по голове, ощутив привычную мягкость его волос.
– Я все знаю, – прошептала Изабелла, стараясь говорить спокойно. – Ничего, мы справимся. Люди… не всегда ведут себя должным образом, но это не имеет значения. Я по-прежнему люблю твоего папочку и уверена, он тоже любил меня. – Из-под одеяла показалась худенькая рука, и Изабелла сжала пальцы сына. – Тьерри, то, что ты узнал из тех писем, тоже не имеет значения. Это ни капельки не умаляет нашу любовь к папочке или его любовь к нам. Пусть тебя это не беспокоит. – Она закрыла глаза. – И я хочу, чтобы ты знал одну вещь. Очень важную вещь. Нет ничего такого, пусть даже самого ужасного, чем ты не мог бы поделиться со мной. Ты понял, Тьерри? Не надо ничего держать в себе. Ведь именно поэтому я и здесь.
Изабелла замолчала, в комнате повисла гнетущая тишина. На их дом опустилась ночь. Изабелла прилегла на кровать рядом с сыном. За окном мерцали булавочными головками звезды, скупо освещая землю внизу.
Так что же она за мать такая, если ее малыш не может на нее опереться?! Какой, должно быть, никчемной, слабой и эгоцентричной она выглядела в глазах собственных детей, если они считали своим долгом защищать ее?!
– Ты можешь рассказать мне абсолютно все, – сказала она, причем скорее не ему, а себе.