Ночная прогулка
Шрифт:
Сейчас она занималась написанием пьес.
Анастасия посвящала сочинительству не более двух-трех часов в день, когда она оставалось совершенно одна, и не было никаких домашних дел. Не все пьесы получались (она откладывала их в ящик стола, чтобы доработать, переписать), многие отклоняли, и лишь некоторые самородки удавалось протолкнуть на сцену.
Те пьесы, которые у неё покупали, она ставила условия при подписании контрактов, что будет приходить на репетиции и контролировать творческий процесс. В основном, режиссеры были благодарны за сотрудничество (были те,
Звонок в дверь. Муж пришел.
18:55.
Мальчишки зашевелились, сейчас проснуться и начнут проситься на улицу, а мы останемся одни. Замолчим, как немые. И я буду задыхаться. Перестану быть собой. Стану рыбой, выброшенной на берег разбитой вдребезги семейной жизни. Что мне делать? Как вернуться в прежнее русло? Как начать жить, плыть, дышать, любить и быть любимой?
– Ты сегодня поздно, – начала диалог Анастасия, поставив перед мужем тарелку жаркого с говядиной. – Фирменный соус добавить?
– Конечно, – ответил муж и в задумчивости уставился на блюдо. – Работы много.
– Понятно. Чего смотришь? Ешь.
– Уже. Как твоя пьеса?
– Спасибо, что спросил. Чай, кофе?
– Кофе.
– Из вон рук плохо. – Анастасия налила кофе и отрезала кусочек его любимого черничного пирога, приготовленного по рецепту бабушки Таси. Выставила на стол. Села напротив мужа. – Тема неподъемная и провокационная. Не знаю, как подступиться.
– У тебя получится.
Он ел медленно, все тщательно пережевывал. Часто втягивал воздух между щелкой передней зубов, издавая противные свистящие звуки. Убирал частички застревающей пищи. Это раздражало Анастасию. Но она молчала.
– У меня такой уверенности нет, – сказала Настя.
– Всегда так.
– В смысле?
– Когда ты только начинаешь писать новую вещь. Пьесу. Ты дико сомневаешься.
– Я всегда сомневаюсь. От первого слова до последней точки.
– Может быть. Может быть. Позвони брату. Как тебе такая идея?
– Шаблонная.
Анастасия пожалела, что села за стол. Сегодня он раздражал ее больше, чем обычно. От приема пищи до его мерзкого голоса, который что-то шептал той проститутке, раздвинувшей ноги на корпоративе. И возможно сегодня она раздвинула худые без варикозных вен ноги. Они же все еще работают в одном отделе.
Как просто. Пойдем, потрахаемся на перерыве в уборной? Хорошая идея. Нешаблонная. Самая главная в тему, потому что моя жена после тридцати и двух беременностей уже не такая сексуальная и желанная.
– Уже звонила, – ответила Анастасия.
– Не ответил?
– Угадал.
– Почему он так себя ведет?
– Сказал, что когда разберется в себе – позвонит.
– И долго это продолжится?
– Переживаешь?
– Нет, но это не по-людски.
– Разве? Человек хочет разобраться в себе. Побыть в одиночестве. Пусть. Я ценю его личное пространство.
– Не боишься последствий?
– Каких?
– Ну…
– Говори, раз заикнулся.
– Не нападай.
– Буду.
– У него есть проблемы со здоровьем.
– Нет
– Есть. Ты понимаешь меня.
– Не совсем.
Молчание. Жевание. В тарелке все меньше жаркого, кофе стыло.
– Вдруг наложит на себя руки.
Анастасия засмеялась.
– Что смешного?
– Ты доел? Убираю?
– Да.
– Почему ты взял, что мой брат наложит на себя руки?
Она взяла в руки грязную тарелку и положила ее в раковину. Начала мыть посуду. Вода шумно побежала по трубам. Не хватало музыки.
– Не знаю.
– Вот именно, что ты ничего не знаешь. Помолчи лучше. И пей кофе.
– Дай ложку, пожалуйста.
– Встань.
– Спасибо. – Он встал, взял ложку и обратно сел за стол.
– Не за что.
– Так и будешь?
– Что тебя не устраивает?
Она выключила воду и посмотрела в его лживые глубоко посаженные карие глаза, которые обступали сеточки мимических морщин. Правда, они не старили его. Придавали шарму его внешнему статному виду: густые волосы цвета вороного крыла зачесанные слева направо, высокий лоб с морщинами, длинный мужественный нос, расплющенный на конце, тонкая линия губ.
– Что ни разговор, то междоусобная перепалка, которая ясно, чем закончится.
– Хоть что-то ты знаешь.
– Настя? – Почти без эмоций. Спокоен, как удав.
– Может, лучше любимая?
– Любимая.
– Ты говоришь, что мои отношения с братом странные …
– Я не это имел…
– Не перебивай.
– Не буду. – Он жадно откусил кусок черничного пирога. – Вкусно.
– Спасибо. – У Анастасии было острое желание разбить фарфоровую кружку об его эгоистичную физиономию. Пришлось подавить желание. Бить мужей нехорошо. Скоро будет шаблонно. – Странно, другое. Ты пришел. Снова. Снова домой, как ни в чем не бывало. Пришел. Ешь ужин. Говоришь. Обсуждаешь и осуждаешь моего брата.
– Я не… – ЕЕ взгляд – разгневанной кошки. – Прости, продолжай.
– Пытаешься спорить со мной. Бла. Бла. А ты помнишь, что изменил? Уже забыл?
– Я не забыл.
– Хорошо, не забыл. Наверное, было приятно.
– О, Боже!
– Бог тут не причем, кобель.
– Чего ты добиваешься?
– Ты правда такой тупой, что не понимаешь?
Ответа не последовало.
– Раз молчишь, муженек, значит задела за живое. Обидела, мальчика.
– Мне это надоело, – злобно ответил он, вставая из-за стола.
– Сядь! – прикрикнула Анастасия. – Сядь. – Уже спокойно, потому что подчинился. – Я не закончила. Свой член воткнул какой-то шлюхе и еще на меня злишься? Как по-мужски.
Молчание.
– Потом пришел с повинной в дом, где спят его дети, и вывалил все на жену. Извини, мол, любимая. Я так больше не буду. В первый и последний раз. Ты же знаешь, я не из этих, кто бегает за каждой юбкой. Я примерный семьянин и ты должна простить меня.
– Если бы я мог, я вернул бы время вспять.
– Изобрети машину времени. Или сотри мне память. Потому что ты не представляешь себе, что я чувствую. Как мне больно смотреть. Я смотрю на тебя и вижу, что ты делаешь с ней. В каких позах. – Анастасия не в силах сдержать слезы. – Как она кричит. Стонет. А ты продолжаешь ублажать ее, потому что дома некому ублажить. Все высохло и давно не встает. Так?