Ночная пуля
Шрифт:
Заношу в ее прихожую стол и бегом поднимаюсь к себе. Все помешались на этих ядерщиках! А спец-то оказался совсем по другому оружию! Все! Срочно забыть! Достаю старую, грязную, засаленную телогрейку, надеваю сапоги, сую за голенище нож. Счет времени пошел на минуты, чутье меня не подводит в такие моменты. Снимаю со шкафа обувную коробку, извлекаю пистолет, проверяю автоматически обойму. Привязываю к нему шнурок, который закрепляю таким образом, что пистолет оказывается сзади на спине под телогрейкой между лопатками. Самое надежное место, если какой-нибудь случайный патруль затеет на улице обыск. На дворе, кажись, осьмнадцатый
В подъезде неприкаянно слоняется Женька.
– Ого!
– восхищенно произносит он, показывая пальцем на медаль.
– У вас всегда такие классные вещички! Заслужили?
– Заслужили? Хорошее слово! Нет, брат, дали поносить!
– "За разговорами может окончательно пройти жизнь..." - мелькает здравая мысль.
– Нравится?
– Еще бы!
– У папаньки, небось, тоже такие есть?
– проверяю напоследок, уже так, из праздного любопытства.
– А ну его!
– Ну-ну! Про родителей так нельзя!
– укоряю назидательно мальчонку.
– А я с тетей Аней переспал, - неожиданно безразлично сообщает Женька.
– Ну, ты даешь!
– искренне удивляюсь я.
– Она вообще-то баба ничего, но руки у нее, - он морщится и укоризненно качает головой.
– Грудь и жопа хорошие, ничего не скажу! А вот руки... Я даже заплакал сначала.
– Ну, это все поначалу плачут, - утешаю его я.
– Тогда ничего, а то я подумал, что один я такой... дефект!
– Я тебе говорю - все!
– повторяю, думая, что дело совсем плохо и по всем статьям надо срочно уносить ноги. Жаль, конечно, оставлять старинные часы. Рвется связь времен, рвется... Что поделаешь! И так задержался, дальше некуда! Машинально поигрываю ножом. Лезвие то выскочит, то снова спрячется. Женька заворожено следит за манипуляциями. Наконец произносит с вздохом:
– Я бы с удовольствием обменял нашу трехкомнатную на ваш нож!
– и замолчал выжидающе.
– Это неравноценный обмен, - поясняю ему.
– Квартира еще тебе пригодится. Будешь тетю Аню к себе водить... или еще кого.
Женька шутку не принимает:
– На кой черт она мне сдалась?!
– подумав, мудро добавляет: - У нее и своя есть... Можно к ней, если что.
– Ладно, обдумаем твое предложение, - чтоб не огорчать пацана отказом, говорю я.
– Вот что, Жень! Пора двигать? А то можем не успеть. Айда со мной!
– Я не могу!
– горестно отзывается он - Мне отец квартиру приказал стеречь. Иначе, сказал, убьет!
– Так и сказал? Ну, это он пошутил!
– стараюсь переубедить мальчонку.
– Если уж так надо, сам бы и остался сторожить!
– Он не может! Мать в положении, и им пришлось срочно сваливать. Мать не хотела, плакала, но он заставил!
"А Михалыч-то - кремень мужик! Вот ведь сукин сын! Может ум вконец помутился?" - думаю я и спрашиваю у Женьки:
– Он, наверно, вконец соскочил, паразит хвостатый?!
–
– Ну и дурак!
– не выдерживаю я.
– Все уже ушли! Ты что, один в доме останешься? Я с тобой только время теряю! Уже за стаканчиками не успеваю сходить! Вон и Анютки уже нет!
– дергаю дверь ее квартиры. Она почему-то не заперта.
– Ладно! Пока! Держи на память!
– подаю Женьке нож и вижу радостное изумление в зеленых глазах. Треплю его на прощание по волосам и выскакиваю за дверь.
Крадусь к краю дома. За углом кто-то пыхтит и стонет. Осторожно выглядываю. У стены Анна Петровна с каким-то дезертиром усердно занимается любовью. Проклиная себя за сентиментальность, бросаюсь назад. Женька по-прежнему в подъезде, любуется ножом. Увидев меня, бледнеет.
– Что, передумали?
– с жалкой улыбкой протягивает назад нож.
– Да нет! Позвонил сейчас твоим, они разрешили тебе уехать вместе со мной!
– Правда?
– недоверчиво и обрадовано спрашивает Женька.
– Правда, правда!
– А куда, дядя Лев?
– Куда-куда, в лес конечно!
– Я хочу достать много денег!
– неожиданно делится сокровенным Женька.
– Зачем?
– интересуюсь, приоткрываю входную дверь и всматриваюсь в узкую щелку.
– Куплю себе шикарный костюм и...
– мнется он.
– И бабочку! Обязательно бабочку!
– Вот за это хвалю!
– одобряю я.
– В тебе просыпается настоящий джентльмен!
Мы быстро выходим. К дому подъезжают крытые грузовики. Союзники, ооновцы, сестренка? Нам наплевать! Мы прошмыгиваем в арку и бросаемся бежать, что есть духу! Пожалуй, нас бы никто не смог догнать! Ей богу, никто!
Эпилог.
Широкий штриховой мазок, удивительная цветовая нюансировка рыбьей спины - все говорит о несомненном мастерстве художника! Безусловно, вспоминается библейская притча об Ионе, проплававшем в чреве кита три дня и три ночи. Переходим в следующий зал… - экскурсовод, весьма приятная женщина лет тридцати, уводит небольшую группку посетителей.
К картине подходит Михалыч. Вид у него холеный. За ним семенит корреспондентка с микрофоном.
– Я не даю интервью!
– бросает он.
– И при чем тут, спрашивается, Иона? Как все же неудачно раскрашена спина этого млекопитающего! Несомненное мастерство! Какая глупость! Обычный дилетант… правда, не без способностей. Вот это уже ближе к истине. Эти экскурсоводы - форменные болваны! Или... болванки? И не за пятьдесят тысяч, а за пятьдесят шесть! Все умудряются переврать!
– брюзжит Михалыч, а сам посматривает на корреспондентку, включен ли у той микрофон. Да, включен, включен! Чего комедию-то ломать?!
– Пару слов для русской службы Би-Би-Си!
– Ну, если только пару, - милостиво соглашается Михалыч.
– Правда ли, что вы приобрели эту картину?
– Возможно.
– Говорят, вы переиграли и русскую контрразведку, и исламистов?
– Один мой старый знакомый ответил бы вам так. Все являются в этот мир с какими-то заданиями, а потом начинают играть и про все забывают. Иногда кажется, что любое задание лишь предлог для игры!
– Что помогло вам выйти сухим из воды?