Ночная школа
Шрифт:
Неожиданно Элли охватила необъяснимая печаль, она подумала, что сейчас разрыдается и лишь огромным усилием воли сдержала слезы.
«Что за чертовщина со мной происходит?»
— О чем поведало тебе это стихотворение, Элли?
Элли подняла глаза, увидела, что Изабелла по-прежнему пристально на нее смотрит, ужаснулась этому и попыталась со всей поспешностью придумать ответ на заданный ей вопрос.
Прошло еще несколько секунд, и она наконец заговорила — очень тихо, почти шепотом.
— Автор боится сказать близкому ему человеку, какие чувства
— А почему, по-твоему, он боится рассказать этому человеку о своих чувствах? — осведомилась Изабелла.
— Потому что она, возможно, не разделяет его чувств.
Элли почему-то не удивило, что на этот вопрос ответил Картер, хотя Изабелла вроде бы спрашивала ее. Она снова опустила глаза, незаметно пододвинула к себе тетрадь и стала рисовать кружочки вокруг спящей бабочки. Короче говоря, автор предпочитает в этом вопросе страдать от неведения, нежели получить отказ.
— Думаю, есть смысл напомнить, что Оскар Уайльд мог посвятить это стихотворение не «ей», а другому мужчине, но для поддержания дискуссии мы можем этот момент проигнорировать и остановиться на более привычном варианте. — Итак, почему он предпочитает «страдать от неведения», как сказал нам Картер? — продолжала вопрошать Изабелла, не спуская глаз со своих учеников. — Вдруг она испытывает те же чувства, что и он сам? Но если он ее об этом не спросит, то никогда не узнает правды, не так ли?
— Он боится, что правда может причинить ему сильную душевную боль, оказаться непереносимой, — прошептала Элли, замкнув цепочку из кружочков вокруг спящей бабочки.
Изабелла с любопытством посмотрела сначала на нее, а потом на Картера.
— Что ж, возможно, именно это все и объясняет, — сказала она после минутной паузы и переключилась на другого автора. — А теперь, друзья, уж коли мы заговорили о связанной с любовью душевной боли, давайте обратимся к творчеству американской поэтессы и писательницы Дороти Паркер…
Пока Изабелла повествовала о непростой судьбе Дороти Паркер, Элли казалось, что все ученики продолжали смотреть только на нее, поэтому, когда прозвенел звонок, первой вскочила из-за стола и быстрым шагом направилась к двери, опустив голову, чтобы ни с кем — даже случайно — не встретиться взглядом.
Особенно с Картером.
Так что она первой оказалась у подножия лестницы и стала торопливо подниматься по ней, считая ступеньки.
«…тридцать одна, тридцать две, тридцать три…»
Оказавшись в своей комнате, которую она иногда называла про себя убежищем, Элли захлопнула дверь, оперлась о нее спиной и некоторое время созерцала расставленные в строгом порядке немногочисленные предметы мебели.
«Что сейчас произошло? Неужели Картер только что попытался донести до нее мысль, что неравнодушен к ней? Или Сильвиан прав на его счет и это всего лишь прием, попытка пробудить у нее интерес к своей персоне?»
Впрочем, она настолько устала, что на решение подобных важных вопросов у нее не было сил. Швырнув сумку с учебниками
Глава пятнадцатая
Когда Элли в полседьмого заявилась в спальню Джу, хозяйка комнаты и Лайза уже разложили где только можно платья, туфли и аксессуары, так что комната напоминала небольшой магазин вечерних нарядов.
Проспав несколько часов, Элли чувствовала себя почти в норме. Кроме того, она приняла единственное правильное, как она считала, решение: что бы ни случилось завтра, сегодня вечером она будет веселиться напропалую. Ну и танцевать, разумеется. Конечно, у пруда кое-что произошло, но что с того? Ей приходилось бывать и в худших переделках. И еще: ей было глубоко наплевать, что о ней думали в тех школах, где она училась раньше, так почему не придерживаться этой традиции и в Киммерии?
Лайза, собиравшаяся прийти на бал и танцевать с Лукасом (все исключительно на дружеской основе, как вы не понимаете?), то и дело заливалась краской и вся трепетала от волнующего ощущения приближающегося праздника. Поэтому ей нравилось буквально все, в том числе белое платье Элли.
— Потрясающе… В жизни не видела наряда изящнее!
Владевшее Лайзой приятное возбуждение оказалось заразительным, и довольно скоро Элли почувствовала, что проникается к предстоящему празднеству еще большим предвкушением.
— Все будет просто прекрасно, я уверена в этом, — сказала она.
— Лично я больше всего хочу провести несколько часов с Гейбом, и ничего другого мне не надо, — бросила Джу. — Он постоянно чем-то занят, на неделе я его почти не вижу.
— А где именно он пропадает и чем занимается? Он тебе рассказывает хоть что-то? — спросила Элли, вешая свое белое платье на дверную створку гардероба.
Джу покачала головой.
— Ничегошеньки. Отделывается от меня уже набившими оскомину словами «Я работаю над проектом…» — Говоря это, Джу надула щеки, подпустила в голос басовитые нотки и придала лицу чуточку смущенное, виноватое выражение. Вышло так похоже на Гейба, что Элли и Лайза покатились со смеху.
— Сильвиан в этом смысле ничуть не лучше Гейба. «Элли, ма бэль, то, что мы делаем, ошень вашно», — сымитировала Элли его французский акцент, и девочки снова залились смехом.
На письменном столе Джу красовался внушительных размеров серебряный поднос с треугольными сандвичами. Там же помещались стаканы с охлажденным апельсиновым соком. Джу настояла на том, что перед балом все они должны что-нибудь поесть. («В прошлом году я чуть не упала в обморок от голода, поскольку была слишком возбуждена ожиданием и совершенно забыла о пище».)