Ночная смена. Остров живых
Шрифт:
— А что это вы финтите и о чем не договариваете, а? Андерстенд меня или но?
Гидрограф как-то стеснительно жмется.
Остальные мужики помалкивают.
— Томодачи гидрограф, ты не бисёдзе [26] , чтоб тут жеманничать. Вакаремас [27] ?
— Видите ли, мы и сами не знаем, что там нынче — признается проводник.
— Это как?
— Там буквально на второй день какие-то мутные люди закрепились. Не наши. Не местные. Вооруженные. Моего соседа по гаражам — Сунгурцева — застрелили, когда он за машиной пошел.
26
бисёдзе — (яп.) девушка
27
вакаремас — (яп.) поняли
— Людоедством они не баловались?
— Нет, этого не видели. На второй день они стрельбу устроили — рынок взялись обносить. К нам сунулись — но мы отбились — неохотно говорит один из вокзальных мужиков.
— Оружие у вас откуда? — интересуется Сережа.
— Частью местное, а еще из Кронштадта подбросили.
— Выбить этих — из гаражей — не пытались?
— А зачем? Заблокировали. Как смогли, конечно, но они к нам не лезли потом.
— И что там сейчас?
— А пес их знает! Тихо. Но вот морф оттуда приходит.
— Домо аригато! [28] — только знаете мужики — либо вы выкладываете все, что вам известно и подробно, либо хрена я туда с людьми полезу. Гаражи — рукой подать, вооружения у вас достаточно, а вы как дети малые жметесь.
— Да были у нас перестрелки. Они нас запугивали даже — отрезанные головы подкидывали. Нескольких из них мы тоже подловили.
— Почему на машинах не въехали? — Вовка опередил Ильяса.
— Да въехали. Сразу колеса пропоролись. И баррикады там еще впридачу.
28
Домо аригато — (яп.) большое спасибо
— Кавай [29] расклад. Головы — как отрублены или отрезаны были?
— Ннне знаю… А это важно?
— В нашем безнадежном деле все важно. Головы похоронили уже?
— Наших — да.
— А не наши — это кто?
— Да валяются тут неподалеку две штуки — не знаем чьи. Может они своих порешили.
— А что не убрали?
— На них зомбари хорошо идут.
— Пошли, покажете.
Головы валяются рядом с вокзалом. Пропавший парень на них видно рассчитывал, как на живца. Не помогло.
29
Кавай — (яп.) — милый
Осматриваем головы вместе с Ильясом. Опять ничего не понимаю. Головы раньше принадлежали двум мужчинам среднего возраста, изо рта одной торчит странный язык. Немного задумываюсь, пока понимаю, что это засунутый в рот член. Обрезанный, к слову.
— По-моему одному голову отрезали ножом. Другому — отрубили. И вроде при жизни еще. Что скажешь? — спрашивает меня Ильяс.
— Согласен. Не твои единоверцы случаем?
— Может и мои. Только головы рубить и резать все горазды. Футболисты, бнах!
Это да. Жители Альбиона в старые времена удивляли соседей милым обычаем — подерутся, скажем, два племени, одно проиграет. Вот отрезанную голову проигравшего вождя воины победители должны запинать (в
Если не дадут — то к проигравшим уважительное отношение. Человеческое по альбионовским меркам. А если и тут проиграют — совсем им плохо придется. Отсюда и футбол пошел, к слову. А волейболу римляне зародиться не дали — когда они завоевывали Британию, то с удивлением обнаружили местное вундерваффе [30] — у врага оказались священные отряды метателей голов — в самом начале боя в римлян стали специально обученные альбионцы швырять заизвесткованные головы ранее побежденных ими бедолаг.
30
вундерваффе — (нем.) — чудо-оружие
Видимо из-за эстетических причин это римлянам не понравилось и они таки победили. И потом выбили местные обычаи напрочь. Зачастую вместе с носителями обычаев. Заизвесткованная голова конечно весомый аргумент, но грамотно брошенный пилум — убедительнее оказался.
— Глянь — по-моему, вот этому отрубили голову уже когда он зомби стал. А вот этому — резали по — живому. Что скажешь? — Ильяс переворачивает головы, осматривает внимательно срезы. И что характерно — ни одного словечка на всяких языках — собран командир в комок.
— Мне кажется — нет, оба были таким образом убиты.
— И что это нам дает? — очень серьезно спрашивает Ильяс.
— Материал для морфов. Не зря ж у них там уже давно тихо.
Командир украдкой поглядывает на наших и вполголоса спрашивает:
— А может и тут дрессированные? Мутаборы с Алькатрасами?
И я не нахожу — что сказать в ответ.
Возвращаемся на вокзал. Ильяс тут же начинает трясти безответного ботана, требуя у него сеанса связи с Лабораторией. Понимаю, что его сейчас более всего интересует — чем запугивали моего морфированного знакомца. Ботан старается как умеет, а должен заметить, что в плане связи рохля таковым не выглядит — отлично у него получается. Другое дело, что Валентины на месте нет, связист же лабораторный либо толком говорить не хочет, то ли и впрямь не в курсе.
Ильяс связывается с Андреем. Долго с ним беседует, прикидывая, что и как видит Андрей с верхотуры. За это время местные успевают разгрузить три набитых всякими продуктами и вещами ПОТа и отгрузить один — тут явно на вокзале перевалочный пункт — что-то притаскивают сюда из города, а тут вроде как пункт распределения. И видимо — не единственный — то же и в военной части было.
В итоге вылезаем, грузимся и едем — к автовокзалу. Благо тут игрушечные расстояния в этом городе. Или я Питером испорчен? Местные вполне серьезно к своему Рамбову относятся.
Северный КАС — несколько улочек с гаражами, по первому ощущению — сотни три разношерстных гаражей. Соваться дуром как-то страшновато. Ильяс, подумав, решает нестандартно — и мы лезем на крыши гаражей.
— Стоим! Стоим — смотрим! — командир слушает, что говорит ему в ухо рация.
И совершенно неожиданно с колокольни собора раздается очень гулкий, раскатистый в сыром воздухе бабах. Совсем неподалеку от нас сочно чпокает во что-то тугое пуля.
— Первая тройка — вперед — три крыши. Вторая — контроль справа! Саперы — проулок!