Ночная смена
Шрифт:
Но вот что мне кажется совершенно точным — если Змиев узнает, где у этой банды каннибалов гнездо — не врежет он туда бронированным кулаком. И другим не даст. Разве только если будет знать, что нихрена у этих уродов не получилось — ни с иммунитетом против зомбирования, ни с дрессировкой морфов.
Он явно не хочет упускать шанса, получить результаты грязной работы. Только вот сомневаюсь я, что результаты будут сколько — нибудь интересными… И у Кабановой думаю ничего не выйдет. Вот что надо сделать — это позвонить девчонке с крысом. Чтоб сон был не в руку.
Публика, проводив индусов, потянулась в город.
Николаич озабочен.
У всякой самостоятельности всегда есть и оборотная сторона. У нашей самостоятельности — тоже. Пока Николаичу удается более — менее комфортно сидеть сразу на двух стульях, но понимаю, что он сказку про Колобок помнит хорошо. Главное — вовремя понять, где кончается очередной стул, а начинается хитрый лисий нос.
Пока ему удается справляться. Ловлю себя на том, что, глядя на Николаича, вспоминаю легенды об ушлых купцах прошлого — которые умели и торговать и дипломатничать и воевать, если придется, а буде нужно — и царя морского умаслить и вокруг пальца обвести.
Теперь Николаич прикидывает, что ему сделать с имеющимся в наличии транспортом, личным составом и имуществом. Получается, что транспорта много, имущества тоже, а вот личного состава — негусто. Говоря проще — водил нехватка.
Попытка развести кронштадтских на доставку БТР хотя бы водным путем провалились. Николаича обозвали «Маринеском» и тему свернули. Придется ехать самоходом до Крепости. Зато можно использовать всю технику, а Николаич выцыганил ментовский УАЗ и бычок-фургон. А вести грузовую тяжелую технику умеет токо Вовка.
Ясен день — он поведет БТР, бычок же оставлять — Николаич не хочет.
Пользуюсь тем, что наступает время обеда и нам привозят два зеленых термоса — с каким-то вермишелевым супом и пшенной кашей, спрашиваю об индийском фрегате.
— Обычный сторожевик, только название красивое — фрегат.
— И что, он нам бы тут не пригодился?
— Пригодился бы. Только он не наш. Он индийский. И команда у него — индийская. Если к нам припрется американский флот — а их флот, судя по ряду данных, понес минимальные потери — то сторожевик нас не спасет. А так Змиев с этим тарабаром спихнул с глаз долой кучу лишнего народа, к тому же индусы дадут более — менее внятную информацию о состоянии и ситуации на море по пути следования.
— Это-то зачем?
— Торговые пути всегда были важны.
— Вы что, всерьез собираетесь торговать с Индией или что там от нее останется?
— Почему нет? Никитин ходил за три моря — чем мы хуже? Немножко оклемается человечество — обязательно торговать примется. А морем — оно и спокойнее и дешевле.
— Сроду б так не подумал.
— Ну, так вам лечить. Нам плавать — ну и торговать. — Николаич усмехается.
— Но денег — то уже нет? Ради чего торговать?
— Ради процесса — отвечает старшой.
В итоге выкатываемся из Кронштадта маленькой достаточно нелепой колонной, благо идем вместе с теми, кто вчера вез с нами раненых и больных.
Правда, пришлось изрядно задержаться — ждали, когда очередным рейсом «Треска» доставит из Крепости
Суть была проста — остров затянули наспех колючей проволокой по периметру, накидали противопехотных мин и оставили подход только с одной стороны. В казематах форта — ограбленных подчистую в ходе демократизации — разместили отловленных нарков и бомжей и обеспечили им минимальный комфорт — как я понял туда свезли всякое шматье из секонд-хендов, вроде даже какую-то мебель, печки и — самое главное — бесплатное и доступное бухло и наркоту в достаточном объеме. Осталось добавить для полноты картины и жратву — в основном консервы с истекшим сроком годности — чтобы понять — особого рвения к покиданию своего рая коммунары не испытывали.
— Это же такие же люди, как мы! — возмущалась пигалица. — Как можно так лишать их права выбора! Свободы передвижения! И ведь что самое страшное — сами эти зэки — или как их называют коммунары — себя же и охраняют! Совки долбанные!
— Это невозможно — не выдерживаю я — наркоманы не способны к каким — либо созидательным действиям.
— Вы считаете, что вертухайство — созидательно?! — подпрыгивает журналисточка.
— Разумеется — от передоза на халяву обязательно нарки будут резать дуба, а мертвяки нынче опасны для окружающих. Так что кто-то должен за этим присматривать.
— Ну да из бомжей там сформировалась полиция… Им даже пару ружей выдали. Это гнусно!
— Чего гнусного — то?
— Все это гнусно! Им не предъявили никаких обвинений! Их не судил суд! Их не имеет права никто лишать свободы! А ведь если кто-то из них сбежит — то его расстреляют на месте!
— Э, а как узнают, что он беглый?
— У них татуировки — прямо на лбу! Представляете? Тут есть тату-салон, так мастер уцелел — ну и перед отправкой — их туда водят. И у них остается поперек лба «Ай эм фри!»
— А что, очень даже разумно — неожиданно вставляет Саша.
Девушка смотрит на него уничижительным горящим взором.
— А бегут они оттуда?
— Нет… Наоборот, туда желающие ехать есть… Не понимаю… Добровольно…
Взгляд у пигалицы теряет накал, тухнет… Прямо как у Терминатора под прессом.
Интересно — она действительно такая идеалистка, или просто дура, понабравшаяся либеральных бредней. Я всякий раз теряюсь, когда приходится общаться с такими людьми. Особенно теряюсь, когда они оказываются совершенно искренними в своих убеждениях. У меня после общения с наркоманами сложилось четкое ощущение — как в старых фантастических романах, где в человеческое тело вселяется какая-то чужепланетная гадость — что передо мной уже не люди. То есть выглядят они как люди, но ничего человеческого уже в них не осталось. Чего греха таить — до знакомства вплотную не верил рассказам о «золотом уколе» который предоставляли любимому чаду отчаявшиеся родители. А сейчас — верю.