Ночник. 365 микроновелл
Шрифт:
В толпе ругают детей.
А я думаю – кто же эта женщина в бежевом?
Зачем она приехала и тут же уехала, не выйдя из вагона?
Плебеи
Семейная ссора у каких-то плебеев.
Грязная комната. Лампа с косым картонным абажуром.
Лысый пьяный отец. Пьяная дочь в расстегнутой кофте. Вываливается грудь. Из сосков торчат ниточки.
Отец ей что-то негромко говорит, она орет, что сейчас его убьет.
Потом они
Второй сон. Окраина
Я в ужасной, грязной, темной, тесной квартире на окраине.
Ира меня уговаривает уехать отсюда. Уговаривает «вернуться» (непонятно куда).
Я возмущенно отказываюсь.
Соврал
Оля Новикова дарит мне свою книгу, надписывает. Говорит:
– А ты мне свою подаришь?
Я говорю:
– Ой, прости, у меня нет. То есть в смысле – нет с собой!
Говорю это, и понимаю, что глупо соврал.
Разговор происходит у меня дома. Я принимаю гостей.
На самом деле у меня, конечно, есть экземпляры. И еще смешнее: что значит «нет с собой»? Мы же не на тусовке. Какое еще «с собой», я же у себя дома. Несколько пачек стоят в другой комнате, около книжного шкафа.
Однако вру в глаза.
Ключи
В узкой комнате без окон разбираюсь в связках ключей. Нахожу ту, которую искал, но от какой она квартиры и зачем мне нужны эти ключи – не знаю. Забыл, не могу вспомнить.
Снаружи меня ждет Ира, громко торопит меня из-за дверей.
Падение евро
Серый металлический цилиндр, как бы патрон, примерно 30 см в длину и 5 см в толщину.
Это цилиндр и есть «падение евро». Не евро, которое падает, а само падение, сам этот факт.
Вокруг цилиндра стоят банкиры – по всему видно, что банкиры: пузатые и в жилетках. Они говорят:
– Мы не скрываем падения евро! Вот оно! Вот!
И показывают на цилиндр.
Он стоит в стеклянном шкафу.
И все вокруг стеклянное – столы, стулья, стены, пол.
Спектакль
Я сижу в кафе.
Несколько человек ко мне подходят и говорят, что на третьем этаже театр и там играют спектакль для детей под названием «Денискины рассказы». Эти люди – немолодые мужчины и женщины – говорят мне, что этот спектакль – по несуществующим «Денискиным рассказам». В смысле, по каким-то другим, неправильным.
Они говорят, что я должен пойти, возмутиться, вмешаться и прекратить безобразие. Но я отмахиваюсь.
Тогда они чуть ли не силой тащат меня наверх, на третий этаж.
Я вхожу в зал на последних
Спектакль кончается, артисты кланяются, все аплодируют.
Я стою у входа в зал, у самого последнего ряда, и аплодирую тоже.
Почему-то мне не хочется поднимать скандал.
Изюм
Пересаживаюсь с поезда на поезд; мне кажется, что я уже долго путешествую. У меня тяжелая сумка. Раскрываю: там большой пакет с изюмом, кило на два-три, и сверху – маленькие жестяные баночки с трубочным табаком. Похожие на ту баночку-коробочку табака «Годфри Филипс», которую мне подарила Лариса в 1971 году, кажется (Ларису и ее подарок я вспоминаю во сне, и во сне удивляюсь, что помню). А также похожие на коробочку с чаем, который я заваривал вчера в редакции, – тоже маленькая и круглая.
Я решаю выбросить изюм. Вынимаю из сумки пакет и пихаю его в урну. Урна узкая. Пакет лопается, изюм сыплется. Баночки с табаком тоже вылетают из сумки на асфальт. Думаю – подарить их, что ли, кому-нибудь, кто трубку курит. Потом думаю – да наплевать.
Вспоминаю: я бросил курить в 2002 году. Значит, я до сих пор таскаю с собой табак. Значит, сколько уже лет я езжу с этой сумкой? Неужели восемь лет?
Ногой сгребаю рассыпанный изюм поближе к урне.
Оглядываюсь. Большая вокзальная площадь, все красиво, чисто, стеклянные зеркальные стены домов вокруг.
Академик
Газета, в ней интервью с каким-то академиком Фирсовым.
Вдруг появляется сам академик Фирсов, физик. Пожилой, загорелый, красивый, с молодой некрасивой женой. Она сразу начинает рассказывать, какой у них одаренный ребенок. Тем временем мы все поднимаемся по лестнице – вернее, по наружному карнизу огромной лестницы. Мы идем с наружной стороны перил, вот. В середине большой пустой проем. Так было – во сне вспоминаю я – в доме, где жил мой друг Андрей Яковлев.
Карниз узкий, в некоторых местах обломанный. Мне страшно. Академик Фирсов спрашивает, чем здесь воняет. Я говорю:
– Там внизу кухня, буфет какой-то.
Он говорит:
– Но почему такая вонь?
Я говорю:
– Теплый воздух поднимается кверху. Вы же физик, должны понимать!
Второй сон. Дождь
Старый Тишинский рынок, какой он раньше был. Коричневые большие павильоны, маленькие одежные магазины. Комиссионки и уцененки. Дождь идет. Деревянные решетчатые помосты поверх луж.