Ночное солнце
Шрифт:
– А мне как быть, Гюлю?.. Ведь и я тебя люблю... и я... и я...
– Эти слова, падающие в тяжелую тишину, окутавшую большой город, сверкнули молнией и погасли, и все вокруг на миг задрожало. Так бывало и в Чеменли, когда над Бабадагом вдруг полыхнет молния и озарит все вокруг, приведет в содрогание. От этих слов сердце ее сжалось. Если бы он произнес что-либо другое, упрекнул бы ее в том, что приехала к нему без ведома родителей, кто знает, чем бы все это кончилось, о господи!
Взяв девушку за руку, Искендер встал:
– Вставай, пойдем провожу тебя к девочкам.
Вытирая слезы, Гюльназ посмотрела на него и улыбнулась. Она чуть не бросилась снова ему на шею со словами: "Я никуда не пойду! Хочу остаться с тобой". Но побоялась снова услышать это его "Гюлю" и молча последовала за ним,
* * *
В ту ночь Искендер так и не смог уснуть. Гюльназ привезла с собой не только свою любовь, очарование, но и много раздумий, неожиданных забот. Какая это была непостижимая, какая страшная случайность: фашисты будто ждали ее приезда в Ленинград.
Он хорошо знал, что уговорить Гюльназ уехать будет невозможно. А если и удастся, то это будет несправедливо с его стороны. Отправить Гюльназ одну значило опозорить ее на все село. Как поступить? Сколько времени продлится война? Что будет с экзаменами? Сможет ли он поехать домой?
Сегодня в военкомате он такого нагляделся, будто весь город поднялся на ноги. Но никто ничего толком не знал. Все чего-то ждали, а он в эти самые минуты, помимо чего-то неведомого, ждал еще и Гюльназ.
И вот теперь она была рядом, привезла в своем сердце огромную, как мир, любовь. И именно поэтому поставила его в еще более тяжелое положение. Что будет завтра? Что ждет их? Он не спал, думы одолевали его. Он не мог думать ни о вчерашнем дне, ни о завтрашнем. Только Гюльназ и снова Гюльназ!..
На соседней кровати похрапывал Вадим, а Григорий во сне лишь тихонько вздыхал, напоминая этим временами Искендеру о своем существовании.
На рассвете снова послышался гул. А следом где-то очень далеко заговорили пушки. Хотя удивляться уже не приходилось, Искендер в тревоге поднялся, выглянул на улицу. А в мозгу гулом отзывалось: "Неужели это действительно вражеский самолет? Тогда как же быть с Гюльназ!"
7
Проснувшись утром, Гюльназ, глядя на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь шторы, попыталась вспомнить, где она находится. Понемногу все встало на свои места. Кровати Наташи и Гали были аккуратно заправлены. "Ушли, не стали будить". На столе был оставлен завтрак. Стакан молока, накрытый белым листком бумаги. На нем было что-то написано. "Доброе утро, ласточка! Извини, нам пора уходить. Мы потрудились, приготовили для тебя завтрак. Поешь, только после этого можешь идти, но не забирай с собой все кавказское солнце, оставь нам хоть немного". И подпись: "Беленькая Наташа и Черненькая Галя".
Гюльназ с улыбкой прочитала эти строки, а слова о кавказском солнце напомнили ей о Германе Степановиче. Надо сегодня же, если получится, пойти к нему вместе с Искендером.
Она с удовольствием съела приготовленный девочками завтрак. Вскоре в дверях показался Искендер. Одного взгляда было достаточно, чтобы
– Ну, как ты спала, Гюлю?
– Очень хорошо, родной... Если бы даже ночевала в твоей комнате, так не отдохнула бы.
– В моей комнате?
– Искендер вдруг посерьезнел.
– Я ведь живу не один...
"Гм... выходит, если бы жил один, мне бы нашлось место рядом. А как же иначе?"
Но вслух она произнесла другое:
– А ты знаешь, на кого я похожа, по мнению Наташи и Гали? На ласточку.
– И она протянула Искендеру бумажку, которую все еще держала в руках.
Искендер прочитал записку и весело рассмеялся:
– Ну что ж? Разве плохая птица - ласточка?
– Но ведь ласточка обычно приносит добрую весть о весне. А я...
– А ты принесла другую, не менее добрую весть - о любви...
– И еще о войне, - с грустью прошептала Гюльназ.
– Правда, девочки считают меня похожей на ласточку... совсем по другой причине. Говорят, будто я, как ласточка, состою только из черного и белого цвета. Волосы, глаза и брови, даже ресницы у меня черные-пречерные. А все остальное, даже кровеносные сосуды и сама текущая по ним кровь, белое. Разве так бывает, Искендер? Как ты на это смотришь?
– Я смотрю на тебя!
– улыбнулся Искендер.
– Смотрю на тебя, а вижу сквозь тебя стену. Поэтому к сказанному девушками я бы добавил: ты не только ласточка, но и прозрачное стеклышко.
Гюльназ рассмеялась.
... Они вышли в город. На улицах было много народа, все куда-то спешили. Гюльназ хотелось попасть в центр, посмотреть на Невский, на Зимний дворец. Она оглядывалась по сторонам, крепко сжимая руку Искендера.
На стенах домов висели новые плакаты и объявления. Одно из них сообщало, что фашистские самолеты сделали попытку ночью прорваться к Ленинграду, но были отбиты с большими потерями для врага. Рядом был наклеен Указ Президиума Верховного Совета о мобилизации военнообязанных...
В тот день они долго бродили по городу. К вечеру Гюльназ так устала, что была не в силах даже добраться до общежития. "Как быстро утомляют эти большие города, - думала она.
– Интересно, далеко ли отсюда дом Германа Степановича?" И она показала Искендеру визитную карточку.
– Ты этот адрес можешь найти?
– А кто такой... Зуберман... Герман Степанович?..
– Пойдем, потом узнаешь. Он наверняка дома и дожидается нас... Я обещала...
Искендер изумленно вертел визитку в руках.
– Гюлю, откуда ты знаешь этого человека? Откуда у тебя это?
Гюльназ будто застали на месте преступления. Голос Искендера звенел.
– Ты хоть знаешь, кто он такой?
– Знаю, он сказал, что он музыкант... А что?..
– Музыкант?.. Самый обычный музыкант... Не так ли?.. По правде говоря, откуда тебе знать? Зуберман - знаменитый пианист, виртуоз.
– Что значит виртуоз?
– Самый большой мастер... самый искусный пианист... Люди часами стоят в очереди, чтобы попасть на его концерт, а ты...