Ночной гость

Макфарлейн Фиона

Но теперь этот дом – дом матери Фриды – превратился в источник неприятностей. Джордж оказался заядлым игроком.

– Он играет не по-крупному, – сказала Фрида. – Просто покерные автоматы и кено, когда он в клубе. Но вот что я вам скажу: с меня довольно.

Рут любила покерные автоматы, ей нравились огоньки и металлическая музыка, замысловатые кнопки и обещание удачи. Она не часто оказывалась рядом с ними, но, оказавшись, всегда играла и называла это «попытать счастья» – эти слова она всегда произносила с фальшивым акцентом кокни. Ей никогда не приходило в голову, что из-за любви к покерным автоматам кто-то может наделать

долгов, но именно это случилось с Джорджем. Она жалела его и знала, что с Гарри такого не случилось бы, потому что Гарри был очень благоразумным, а иногда даже снобом. Рут подозревала, что и она была снобом в таких вещах, о которых даже не догадывалась, но чувствовала, что ее сострадательная впечатлительная душа возмещает этот недостаток.

Рут было жаль Джорджа, но еще больше Фриду. Джордж взял два кредита: первый, чтобы импортировать и упаковывать детали автотелефонов, а второй, чтобы основать свою таксомоторную компанию, когда первый бизнес провалился. К тому времени он перебрался в материнский дом, и вскоре за ним последовала Фрида.

– Чтобы защитить мое наследство, – объяснила она. – Не оказаться в полной жопе.

Рут не отреагировала на неожиданное сквернословие Фриды. Оно ей понравилось. Ей нравилось, как проворные руки Фриды движутся по ее волосам, не позволяя воде стекать на лицо. До нее уже давно никто не дотрагивался.

Поначалу таксомоторный бизнес Джорджа процветал. Он купил две лицензии у одного приятеля своего приятеля и к тому времени, когда город стал меняться, сумел получить франшизу. Почти на всех городских такси красовалась надпись: «Перевозки Янга». Однако, по словам Фриды, отсутствие делового чутья, неорганизованность, грубость и репутация ненадежного человека – «самодовольный мерзавец, помыкавший всеми без исключения: клиентами, служащими, водителями, не говоря уже о собственной сестре», – привели к тому, что бизнес бедняги Джорджа рухнул. По мере того как водители увольнялись, машины бились, а страховые выплаты запаздывали, он все сильнее увлекался азартными играми. Теперь у него осталось всего одно такси, которое он водит сам. Не далее как в прошлый уик-энд затянувшийся роман с его бывшей диспетчершей закончился потасовкой с ее мужем, и в результате Джордж провел ночь в больнице.

Короче, от Джорджа были одни неприятности. Фрида перепробовала все, но он отвергал любую помощь. Рут симпатизировала людям, отвергавшим любую помощь. Она чувствовала, что она одна из них, несмотря на нынешнюю покорность. Фрида беспокоилась за материнский дом, который она описала, как «дом, в котором она умерла». Рут одобрительно кивнула. Она никогда не была в доме, где умерла ее мать, в доме приходского священника в штате Виктория. Мать навещала друзей и умерла от удара ночью. Отец Рут умер в больнице. И еще был Гарри, умерший вообще под открытым небом.

Фрида отнесла таз в ванную, чтобы сменить воду. Рут заметила, что движения Фриды стали гораздо более быстрыми, чем всегда, но, пожалуй, менее точными. Она расплескала мыльную воду на свои великолепные полы.

– Не понимаю, зачем я вам все это рассказываю, – сказала она, вернувшись и неожиданно напустив на себя официальный вид.

Но, нанося кондиционер на волосы Рут, она снова расчувствовалась. Она держала ее волосы у корней, совсем не дергая, как когда-то ее мать в залитой зеленым светом ванной. Да, неприятности были нешуточными: две закладные на дом и

задержка платежей. Потеря дома была бы не так страшна, не будь он домом, «в котором она умерла». В наши дни социальным работникам платят гроши.

– Вам мне не надо это объяснять, – сказала Фрида. – Вы же знаете, как нас недооценивают.

А Джордж слишком горд, чтобы просить о помощи. На самом деле они оба были слишком горды. Кое-кто из родственников мог бы протянуть им руку помощи, ради их покойной матери и Фриды, но гордость не позволяет ей просить.

– Ты покидаешь свой дом раз и навсегда, – сказала Фрида. – И возвращаешься с высоко поднятой головой или не возвращаешься вовсе.

Из этих слов Рут поняла, что Фрида порвала все связи с Фиджи, что ее уход был драматичным и что она надеется всей жизнью доказать, что поступила правильно. Рут кивнула, чтобы показать, что понимает ее, и Фрида придержала ей голову сильными пальцами.

– Я думала о том, чтобы взять еще одну работу, – продолжала Фрида.

Она сделала паузу, чтобы они обе могли оценить благородство такого шага, как вторая работа.

– А потом подумала: «Простите, я едва справляюсь с этой. Но я не зарабатываю миллионов. Знаете, как я довольна, что получила от вас эту дополнительную работу – готовить в уик-энд? Этим я заплачу за электричество. Джордж никогда не гасит света. Если бы не я, то каждую ночь наш дом сверкал бы, как рождественская елка. А сколько времени он проводит в душе?»

– Это очень расточительно, – заметила Рут.

– Что ж, кто из нас не любит хороший долгий душ? – отрывисто сказала Фрида, вытирая полотенцем голову Рут. – Ну, как теперь?

– Намного лучше. – Рут попробовала дотронуться до головы, отозвавшейся нестерпимым зудом.

– Что еще? Мы подготовим вас к визиту вашего гостя – вот что мы сделаем. – Рут попыталась услышать в этих словах намек на что-то неприличное, но ничего не обнаружила. – Давайте-ка посмотрим ваши ступни.

Довольно долго Рут вообще не вспоминала о своих ступнях. Она была слегка удивлена, найдя их целыми и невредимыми на конце своих ног. Она приподняла их, вытянув носки, и Фрида, само очарование, сняла с нее тапочки. Маленькие ступни Рут были усыпаны веснушками, а на длинных пальцах сидели обломанные ногти. Фриду ужаснула сухость ее пяток.

– Так не пойдет, – сказала Фрида и бросилась в ванную. Она вернулась еще с одним тазом горячей воды и серым кусочком пемзы. – Знаете, – сказала она, – я как-то слышала, что лучшее средство от потрескавшихся пяток, вы не поверите, детский крем от опрелостей!

Она усмехнулась и опустила ноги Рут в таз, над которым поднимался пар. Она скребла ее пятки пемзой, и вода в тазу стала молочно-белой, но кажется, Фриде не было противно.

Рут согнула одну ногу. В горячей воде она казалась тяжелой и бескостной.

– Вы слишком добры ко мне, – сказала она.

Фрида молчала. В тазу хлюпала вода.

– Так делал мой отец, – сказала она. – Раз в год он проводил церемонию омовения ног. Мыл ноги всем пациентам, потом служащим клиники, прислуге, мне и, наконец, моей матери.

– Зачем?

– Чтобы напомнить нам и себе, что он здесь для того, чтобы нам служить, а не наоборот.

Прекратив орудовать пемзой, Фрида с сомнением прищурила один глаз.

– И потому, что это было приятно, – добавила Рут. – Ему было приятно это делать.