Ночной корабль: Стихотворения и письма

Вега Мария

* * *

В Золотом Роге Паруса сушили. В Золотом Роге Плеск воскрылий. Над водой сегодня Тысячи мотыльков. Задрожали сходни От моих шагов. Господь, ты дал мне родиться. Чтобы видеть чужое счастье. Паруса мои, лебеди, птицы, Просмоленные снасти! Господь, качающий лодку На груди воды золотой, Позволь мне робко Погладить ее рукой И быть до конца благодарной, Утаив в ладони моей Запах смолы янтарной И соль морей. В Золотом Роге Паруса сушили, В Золотом Роге Плеск воскрылий. 1928

* * *

Всю

жизнь мне хочется уйти. Куда уйти? К каким просторам? По неизвестному пути, Сквозь чуждый лес, по косогорам, По самым дальним берегам, Где пасть скалы чернеет сводом, Песок горячий льнет к ногам И пахнут водоросли йодом. К снегам полярным, к тишине, К покою бледных очертаний, И стали часто сниться мне Разливы северных сияний. Когда-нибудь я всё раздам И, подарив поклон прощальный Спокойно прожитым годам, Услышу зов дороги дальней. Путь расчищая впереди, Промчится ветер на откосах, И я уйду, прижав к груди Давно предчувствованный посох. 1929

* * *

Как расскажу, как передам бумаге Простым пером весь хмель дорожной фляги. Тревожный ветер, золотой закат. Трав аромат, и рваный плащ бродяги, И плеск морей, которым дух мой рад? Над желтою водой Баб Эль Мандеба, Над Мексикой, единственное небо Раскинулось ликующим шатром, И с севера на юг земля кругом – Как отчий дом с амбаром, полным хлеба. О страшные слова – очаг, уют, Часы в углу, которые пробьют И завтра, как вчера, одно и то же! Бежать от них, пока в крови поют Все звуки волн и предрассветной дрожи! Я, может быть, не женщина, – пират, С тайфуном в лад вздыхающий Синдбад О берегах и странах без названья? Но лучший сон мой: гибнущий фрегат У острова последнего желанья. 1933

МЕКСИКА

Там страшно жить. Там месяца осколок, Рогами вниз, стремится в океан, Там кактусы – подушки для иголок Гигантов. Там и день и ночь вулкан Готовит смерть, дрожа глухою дрожью, И демоны летят к его подножью Купаться в лаве. Как спасти любовь, Как память уберечь от вихрей пепла, Когда душа давным-давно ослепла И в жилах стала течь иная кровь, Отравленная дымом марихуаны? Когда-то, в прошлом, промелькнули страны Отрадные, и в сердце этих стран Любовь осталась жить… А ночь всё глуше, Вполнеба – зарево… Дрожит вулкан… Спаси, Господь, потерянные души. 1933

* * *

У кого бессонница, У кого любовница, А кому всё помнится Боевая конница, А у тех по комнате Мысли, что паломницы Черные и белые, Бродят до зари. Молится И мается Род людской. Это называется – Ночь. Покой. 1933

* * *

Если ночью глухою, вьюжной, Умирает чужой, ненужный, Незнакомый, от страшной чумы, – Ты не бойся заразы, тьмы, Бездны, гибели. Выйди просто, Помоги ему. До погоста, Если нет родных, проводи, А потом сторонкой уйди, От прохожих лицо скрывая. И не думай, что стоишь рая. 1932

* * *

Я стояла на лестнице в маленьком храме, Выводя на стене позолоту крыла. А на небе заря с огневыми краями В этот вечер особенно светлой была. Были образы в сердце едва уловимы, Словно память о чем-то угасшем в веках. Вырастали на белой стене херувимы, Зарождались кометы в густых облаках. Я была так слаба, так мала перед ними, И печально звучал мой беспомощный зов: Как могу я создать вас руками моими, Голубиное небо и Бог Саваоф? Где мне взять дерзновенные краски для славы? Как зажечь у престола разливы огня? Тихо двери раскрылись. Старик

величавый Подошел и спокойно взглянул на меня. Был он в длинной одежде и темном берете, И душа догадалась, почувствовав взгляд, Что к таким прибегают с улыбкою дети, И святые приходят, и птицы летят. Он взглянул на рисунок простой и нехитрый, И от старческих глаз засияла стена, Словно ангелы пели над бедной палитрой, Зажигая на ней, как лампады, тона. О, побудьте со мною! Я вами крылата, Подождите тушить этот сказочный свет. Я боюсь, он погаснет, уйдя без возврата, Потому что во мне его нет. Кто вы? Лик ваш задумчивый важен и светел, От седин ваших отблеск, как дым голубой. «Леонардо да Винчи, – он тихо ответил: – Я останусь. Не бойся. Я буду – с тобой». 1930

* * *

Может быть, в монастырской келье, Где лампады всю ночь горят, Суждено мне молитвы зелье И бегинки скромный наряд, Или вечером, в сумрак тяжкий, Буду красться вдоль стен тюрьмы В ярко-красном платке апашки, Поджидая прохожих из тьмы? Или там, в России далекой, Где в полях сверкает покос, Буду девушкой синеокой С пышной лентой в золоте кос? Может быть, я буду последней Из последних рабынь земли И пройду, тумана бесследней, Пресмыкаясь как червь в пыли, Всё равно. Только дай мне, Боже, Снова жить на этой звезде, Снова видеть солнечной дрожи Золотые круги в воде, Воздух поля, пахнущий мятой, Розовеющий, смуглый восток И вот этот маленький, смятый Колесом телеги, цветок. 1929

МАРИОНЕТКА

Я не вздрогну, не пожалуюсь, Не заплачу. Просто так: опущен занавес Наудачу. Чья рука меня разбила И отставила? В балагане есть и было Всё без правила. Вот и мрак чертоги кутает Золотые. Режиссер спешит и путает Не впервые. В новом действии появятся На охоте Королевич и красавица В позолоте. Дальний замок вспыхнет играми, Бросят флаги Над разрубленными тиграми Из бумаги. И, цветами разукрашены, Два героя Въедут в замок семибашенный Над горою. Я одна. Кулисы черные В паутине. Где плати мои узорные? Веер синий? Кто пришел? Кто тронул тесную Эту дверцу? Ах, в груди пружинка треснула, – Верно – сердце? Пусть судьба, служанка дряхлая, Скуки ради, Побредет сквозь утро чахлое По эстраде, Чтобы там усмешкой колкою Рассмеяться, Собирая пыль метелкою С декораций. 1930

* * *

Девочке в кимоно Было семнадцать лет. Где-то… Давно… давно… В живых ее больше нет. – Снег серебрил окно. – Страшный летел дракон На огненном рукаве. Бабочку видел он В вышитой гладью траве. – Всё это – как сквозь сон. – Слышится шаг вдали: Счастье идет в ночи. Руки, дрожа, зажгли Бледный огонь свечи. – Тени в снегу легли. – Светлым, как день, был он. Радостно с ним вдвоем. Всё это – только сон… Что рассказать о нем? – Бабочку съел дракон. 1930

* * *

Окно, квадратом врезанное в небо. Белеет в темноте… Ты настоящим в этой жизни не был, И все твои слова – не те. Но я, поняв безумные изломы Тобой спаленных дней, Жду одного: ты скоро будешь дома В душе моей. Пусть очень поздно. Перед смертью самой. Всё было. – Всё прошло. – Есть это небо за оконной рамой, И от него – светло. Мое окно останется неспящим: Тебе, тебе помочь! И ты придешь. Простым и настоящим, Забросив маску в ночь. 1933