Ночной народ
Шрифт:
– Нет, - неровным голосом отозвался он и нервно вцепился в протянутую капитаном флягу с виски.
– Тогда лучше начинайте репетировать...
Со стороны священника раздался сипящий вдох - он тянул спиртное, прихватывая вместе с ним и окружающий флягу воздух.
Поняв, что толку из этого разговора не будет, Эйкерман повернулся к сидящему рядом Дейкеру.
Психиатр выглядел неплохо. По его виду сложно было сказать, что он испуган или излишне напряжен. Дейкер смотрел на дорогу едва ли не с вдохновенной целеустремленностью.
–
– капитан протянул доктору запасной пистолет.
Дейкер встрепенулся - ему было не так просто вернуться из мира своих фантазий в мир реальный - и удивленно посмотрел на капитана.
– Зачем?
– спросил он, чувствуя, как что-то невидимое напрягается у него внутри.
– Я все равно не умею стрелять...
Эйкерман скривился. Ну и компания подобралась!
Тем временем спиртное сделало свое дело: Гиббсу показалось, что от этих нескольких глотков он словно протрезвел. Разрозненные скачущие буквы начали складываться перед глазами в осмысленный текст... Даже не просто в текст - к своему удивлению, бывший священник убедился, что написанное имеет более чем непосредственное отношение к их поездке.
– И сказал Моисей народу...
– раздался с заднего сиденья дрожащий голос, - вооружите себя и людей на войну, чтобы они пошли совершить мщение Господне на Мидиан... и все города их и владения, и селения их сожгли огнем... и вместе с убитыми их убили и царей их и людей их и скот...
Гиббс осекся и замолчал. Текст вновь растаял, и - что самое худшее ему начало казаться, что он читал этот отрывок и раньше, но в тот раз все звучало немного по-другому. И уж не ему с его грехами было изменять слова Святого Писания... Но откуда тогда взялся в тексте Мидиан? Не сам же Гиббс выдумал его...
От всего этого бывшему священнику стало жарко, он откинулся на спинку сиденья и замер, хлопая рыжеватыми ресницами.
Гиббс и не догадывался, какое впечатление произвели эти слова на Эйкермана.
Вначале капитану показалось, что он просто ослышался. Одно дело слушать проповеди со стороны, но совсем другое - становиться самому как бы участником событий, упомянутых не где-то, а в ТАКОЙ книге. (Сам Эйкерман, как, кстати, и Дейкер, Библию никогда не читал.) От одной мысли об этом предстоящая операция приобретала особую окраску... Да, эта цитата едва ли не кричала, что их ждет отнюдь не веселая загородная прогулка-сафари.
– Черт!
– изменившимся голосом произнес капитан.
– Кажется, нам предстоит встреча с дьяволом...
– Я не верю в дьявола!
– нервно и нетерпеливо вставил Дейкер, метнув в сторону ошалевшего священника презрительный взгляд. Психиатр догадывался, откуда могли выскочить эти "пророческие слова", - из дурной головы и фляги.
На лице Эйкермана появилась злая усмешка. Что ж, он сумел оценить, какой важности дело ему предстоит.
– Поверите!
– и в голосе его звучала фанатичная
58
Ничто не делает человека таким всесильным, как вера. Ничто не делает его таким твердолобым, как вера.
Пророчество легло под ноги бравому капитану, становясь тем трамплином, с которого он будет совершать свой великий прыжок - вряд ли даже при таких условиях его можно назвать взлетом: Эйкерман не принадлежал к тем людям, что способны летать. Его можно было сравнить скорее с танком, чем с самолетом-истребителем. Но почва под ногами его своеобразной морали - ибо и отсутствие таковой бывает иногда моралью - теперь была, и никто не мог ее вышибить.
Эйкерман всегда подозревал, что, следя за порядком, выполняет миссию, предначертанную свыше. Прочитанное Гиббсом окончательно убедило капитана в том, что он не ошибался, - так чему он должен был удивляться? Еще одному доказательству своей и без того очевидной правоты?
И все же сам факт наличия пророчества давал ему нечто большее: он помогал избавиться от противоречия между ЗАКОНОМ и частными закончиками, слишком бережно относящимися ко всяким выродкам. До сих пор Эйкерман имел право только избивать недочеловеков, попавшихся ему в руки, - цитата развязывала ему руки для большего. С кем он должен был сражаться?
С нечистью.
А где, укажите, в Конституции сказано, что нечисть истреблять нельзя? Все разрешено, что не запрещено, пусть даже и нет теперь старых добрых законов, не только позволявших истребление рода нечеловеческого, а благословлявших его. Да и был у него теперь за спиной такой закон - тот самый, что люди договорились считать законом божьим. Никогда еще Эйкерман не испытывал такого морального подъема.
Дейкер заметил перемену в капитане, но его занимали сейчас совсем другие мысли.
Мысли о высшей миссии - но уже о своей. А о ней окружавшие психиатра людишки и знать-то были недостойны...
Автомобиль Эйкермана и все остальные остановились напротив уже частично погруженных в вечерний полумрак ворот.
Солнце уходило быстро... Похоже, оно старалось избежать неприятных сцен, что вот-вот должны были разыграться под нахмурившимся небом.
– Здесь, - довольно проговорил Эйкерман.
Из машин начали выходить. Где-то возле кирпичной кладки жалась испуганная группка Джойса, на которую теперь было больно смотреть.
Эйкерман подошел к воротам, остановился на миг у входа, испытывая странную щекотку по всему телу, очень напоминающую возбуждение, и, вздохнув, шагнул вперед, словно переступил для себя какой-то невидимый жизненно важный барьер. Сигара колыхнулась в его губах - почему-то при пересечении этой границы ее вкус изменился.
– Ладно, пошли, - сказал Эйкерман, обращаясь в первую очередь к самому себе, и сплюнул.
Сигара упала на камень и через секунду потухла, придавленная увесистым полицейским каблуком.