Ночной полдник
Шрифт:
— Я скучаю по твоим кудряшкам, — сказала я, положив руку ему на макушку.
А потом закрыла глаза и уснула.
Глава восьмая
Не больная, но и не здopoвая
Проснувшись, я потянулась к Освальду. Потом открыла глаза и увидела солнечно-желтый потолок квартиры Мерседес с лепной розеткой вокруг старомодного крепления для люстры. Я снова свернулась калачиком под одеялом и, пролежав так несколько секунд, вдруг вспомнила, что произошло: грабитель, нож, кровь, Иэн…
Паника сжала меня так, как обычно сжимают старый
Опустив взгляд, я обнаружила, что испачканное ватное одеяло кто-то заменил на шерстяное. На мне оказалась огромная футболка с длинными рукавами и надписью «Мой подвальчик». Немного поколебавшись, я задрала рукав и увидела блестящую розовую полоску новой кожи на предплечье.
На тумбочке стояли графин с водой и бокал. Стоило мне сесть на кровати, как боль пронзила меня, словно тысяча иголок. Комната начала вращаться. Сжав одеяло, я подождала, пока боль и головокружение отступят. Мне ужасно хотелось пить. Собрав последние силы, я дотянулась-таки до графина и поднесла его к губам. Я выпила из него все, чувствуя, как вода струится по лицу, стекает на шею.
Мерседес вошла в комнату как раз в тот момент, когда я обдумывала следующий вопрос: целесообразно мне сейчас встать или нет? Она приняла стойку руки в боки и посмотрела на меня в упор.
Я не могла видеть страдальческое выражение на лице, которое мне так дорого.
— Доброе утро, солнце мое! — проговорила я сипло. — Почему бы тебе не скроить физиономию попроще?
— Милагро Де Лос Сантос, больше никогда так не делай!
— Как так?
— Не пугай меня до смерти. На лестнице была кровь, и все одеяло тоже было изляпано кровью.
— В будущем я планирую избегать спектаклей с кровавыми брызгами.
— Как ты себя чувствуешь?
— Странновато, но пока жива, — прохрипела я. — А где Иэн?
— Он убедился, что с тобой все в порядке, а потом заявил, что у него есть какое-то очень важное дело. У меня создалось впечатление, что он собирается найти парня, который тебя ранил.
Мерседес села на кровать рядом со мной. Я дотронулась до ее руки, и вдруг перед моими глазами всплыли странные видения: кремовое одеяло в красных-красных-красных пятнах, кровь на моей руке, кровь пропитывает рубашку цвета слоновой кости, которая была на Иэне… Я вдруг вся вспыхнула, к горлу подступила тошнота. Я отпустила руку Мерседес и, закрыв глаза, подождала, пока эти ощущения пройдут. Я надеялась, что мне просто нехорошо от потери крови.
— Человек с ножом пытался напасть на Иэна, — пояснила я. — Чтобы ограбить или угнать машину. Точно не знаю.
— Иэн сказал, ты пострадала, потому что хотела защитить его.
— Такая уж у меня реакция. Фраза типа: «Осторожнее, из-за машин сейчас выползет какой-то тип!» — заняла бы куда больше времени.
— Я думала, что лучше отвезти тебя в больницу, но рана была такой… ну… Mira, [48] что это
Я вытянула руку.
48
Здесь: «слушай» (исп.).
— Это не чертовщина, а моя новая усовершенствованная способность заживляться. В больницу я не хочу, а вот позвонить в полицию необходимо. Черт возьми, Мерседес, ты никогда не говорила мне, что здесь все так запущено.
— Ночью я уже звонила в полицию, — мрачно призналась она. — Мне пришлось сказать, что это была лишь попытка нападения, потому что я не знала, как объяснить то, что произошло с твоей рукой. Они сказали, что сегодня ты можешь зайти в участок.
— Что? — возмутилась я, словно веган на торжественном ужине скотоводов.
— Прошлой ночью они ловили кого-то, кто стрелял из машины. Погибли два подростка. У них не было времени заниматься еще и попыткой ограбления.
— Что у нас за общество, если насильственные преступления считаются обычным делом? — проговорила я, и мы грустно переглянулись. — На сегодня у меня намечена встреча с Сайласом, но если ты сейчас приготовишь мне чашку кофе, я успею подать заявление в полицию. Где ближайший участок?
Я подождала, пока Мерседес выйдет из комнаты, а потом попыталась встать. Я чувствовала себя, как в период полового созревания, когда все удивительным образом меняется и болят даже кости. Я с трудом перекинула ноги через край кровати. Потом чуть наклонилась, чтобы встать, и у меня загудело в ушах. Обретя равновесие, я медленно двинулась в ванную. Там я уселась на дно ванны и позволила душу смыть остатки засохшей крови.
Мерседес уже выставила на кухонный стол чашки с кубинским кофе и pan dulce. [49]
— Когда ты была в душе, звонил Иэн, — сообщила она. — Хотел узнать, как ты себя чувствуешь.
Я глотнула кофе, но его вкус был мне почему-то неприятен.
— Больше он ничего не сказал?
— Только то, что тебе стоит вернуться на ранчо, там безопасней. Сказал, что у него срочное дело и что он перезвонит позже.
Я откусила кусочек pan dulce, но хлеб почему-то показался мне похожим на папье-маше. Чтобы Мерседес не восприняла мой отказ как неблагодарность в ответ на ее гостеприимство, я все равно продолжала есть и пить.
49
Сладкий хлеб (исп.).
— Ты говорила с соседями? Они видели что-нибудь?
— Я говорила с жильцами. Они были в спальне в дальней части квартиры и ничего не слышали. Расспросила людей, живущих на той стороне улицы. Они утверждают, что ничего не видели. Впрочем, они не признались бы, даже если бы что-то и углядели. Люди не хотят ни во что ввязываться, опасаются мести.
Тонкий шрам на моей руке горел и чесался, и я потерла его.
— Мерседес, мне кажется, тебе нужно продать этот дом и переехать. Нельзя ведь жить в районе военных действий.