Ночной шторм
Шрифт:
— Нет, я никого не знаю, — ответил Йоаким. — И Катрин тоже мне ничего такого не говорила.
— Чем она занималась здесь, в то время как вы были в Стокгольме? Что она вам рассказывала?
— Ремонтировала дом, расставляла мебель, заботилась о детях. У нее было много дел.
— Ее кто-нибудь навещал?
— Только я. Насколько мне известно.
— Спасибо. Я позвоню, если что-нибудь…
— У меня тоже есть вопрос, — сказал Вестин, не дав Тильде закончить.
— Да?
— Когда вы были здесь, вы упомянули родственника из Марнэса,
— Герлоф. Брат моего дедушки. Он член местного краеведческого сообщества.
— Я хотел бы поговорить с ним.
— Об Олуддене?
— Да, об истории хутора… и связанных с ним поверьях.
— Поверьях? — переспросила Тильда.
— Да, — коротко ответил Йоаким Вестин.
— Не знаю, известно ли Герлофу об этих историях, но могу спросить, — сказала Тильда. — Ему нравится говорить о прошлом.
— Скажите, что он может заехать в гости в любое время.
Тильда положила трубку и взглянула на часы. Половина пятого. Включив компьютер, она принялась писать отчеты, намереваясь вставить туда также информацию о черном фургоне, полученную от Эдлы. Свидетельства же орнитолога-любителя трудно было считать надежными.
Она увлеклась работой и даже не заметила, что часы пробили восемь. Работа позволяла Тильде отвлечься от мыслей о Мартине. Прогнать из головы его образ. Она так и не послала письмо жене Мартина.
Зима 1943 года
Разразилась Вторая мировая война, и Олудден оказался в распоряжении армии. Маяки погасили, а в доме и пристройках поселились солдаты, охранявшие остров. На чердаке в коровнике сохранилась надпись того времени. Но это не мужское имя.
«В память о Грете, 1943» — вырезано там.
На второй день шторма на Олудден поступило сообщение об исчезновении шестнадцатилетней девочки.
— Заблудилась в тумане, — объявил начальник смотровой станции Каминен семи собравшимся в то утро военным. На всех были серые мундиры королевской армии. Каминена на самом деле звали Бенгсон, свое прозвище начальник смотровой станции получил за то, что в холодные и ветреные дни больше, всего любил сидеть у камина. А на Олуддене зимой почти всегда дул холодный ветер.
— Надежды практически нет, — продолжал он. — Но все же мы должны попытаться.
Сам Каминен, разумеется, остался в доме. Это остальным пришлось идти в снежную бурю на поиски пропавшей девушки. Эскиля Нильсона и Людвига Рукера, самых молодых солдат, направили на запад в район торфяника. Температура минус пятнадцать — теплее обычного. Дует ветер, но не такой сильный, как днем раньше. Даже солнце выглянуло, чтобы облегчить поисковые работы. Если не считать вчерашний шторм, зима выдалась мягкая. Немецкие «мессершмитты» показывались в небе над Балтийским морем все реже, и после поражения под Сталинградом Швеция больше боялась Советского Союза, чем Гитлера.
Старший брат Эскиля уехал охранять границу на Готланд. У Олуддена с югом Готланда
Выйдя на поле, Людвиг зажигает сигарету. Он дымит как паровоз, но никогда не делится. Хотел бы Эскиль знать, откуда у Людвига столько сигарет.
Запасы на хуторе давно уже истощились, и солдатам приходится довольствоваться малым. Конечно, в море много рыбы, и молоко они берут от двух коров, но неоткуда достать топлива, яиц, картошки и настоящего кофе. Курева тоже выдают по три сигареты в день.
Но у Людвига с этим нет никаких проблем. Видимо, кто-то присылает ему сигареты почтой. Но на какие деньги? Военнообязанным платят всего крону в день.
Пройдя сто метров, Эскиль останавливается и оглядывает окрестности в поисках проселочной дороги. Ее не видать: ветер все занес снегом. Они воткнули ветки вдоль дороги, но, видимо, и их унесло ветром во время бури.
— Интересно, откуда она? — произносит Эскиль, перешагивая через сугроб.
— Из Мальмторпа рядом с Рёрбю, — отвечает Людвиг.
— Ты уверен?
— Мне и имя ее известно, — продолжает Людвиг. — Грета Фриберг.
— Грета? Откуда ты знаешь?
Но Людвиг только улыбается, зажигая новую сигарету.
Теперь видна смотровая вышка, построенная из дерева и замаскированная защитной сеткой. С востока ее почти занесло снегом. От вышки к дороге тянется трос. Вторая смотровая вышка устроена на верху южного маяка Олуддена, куда перед самым началом войны провели электричество. Там тепло и удобно следить за чужими самолетами. Но почему-то Людвиг предпочитает в одиночку сидеть на вышке у торфяника. И Эскилю кажется, что он знает почему. Людвиг редко бывает один на вышке. Местные парни ненавидят его, потому что всем девушкам из Рёрбю Людвиг очень нравится.
Людвиг подходит к вышке, варежкой стряхивает снег с лестницы, поднимается наверх и через минуту спускается обратно.
— Держи, — говорит он, протягивая Эскилю стеклянную бутылку.
Это крепкая домашняя настойка на спирту, вот почему содержимое бутылки не замерзло в такую погоду. Эскиль отворачивает пробку и делает глоток горячительной жидкости. Бутылка уже наполовину опорожнена.
— Так ты вчера был здесь и пил? — спрашивает Эскиль.
— Ara, — кивает Людвиг.
— И назад вернулся уже в шторм?
— Я почти полз, цепляясь за веревку: ветер с ног валил, — отвечает Людвиг. — Как хорошо, что мы привязали трос.
Он убирает бутылку на место, и солдаты снова продолжают свой путь на север в сторону Рёрбю.
Через пятнадцать минут они нашли тело. Из снега на равнине выглядывает что-то похожее на березовый пенек. Прищурившись, Эскиль различает руку.
Грета Фриберг была почти у деревни, когда ее остановила буря. Окоченевшее лицо девушки обращено к небу, и все оно — даже глаза — покрыто ледяными кристаллами. Эскиль не может отвести взгляда от замерзшей в снегу девушки. Он опускается на колени, не говоря ни слова. Людвиг стоит сзади и курит.