Ночной шум
Шрифт:
– Потуши свет. Скоро утро.
Он выключил торшер, поворочался немного и потянулся к ней.
– Что такое? Опять?
– Не могу заснуть!
– Долго непочат был? – посочувствовала Людмила.
– Нет, от твоей подушки исходит такой запах, так привораживает и так всё хочется, хочется…
– Ну, сколько ж можно! Терпи…
Он отбросил подушку на кресло и повернулся к ней спиной.
Засыпая, она потянула носом воздух и довольно улыбнулась. Подложенная под простыню травка подействовала. Не зря её подпольная кличка была сначала «Мамуля», а потом – «Химрота»…
Остаток
Утром в сладкой дрёме в предвкушении повернулся на другой бок, но рука нащупала лишь записку.
Роман присел на кровати и прочитал:
«Ну, ты и соня, женишок! Завтрак, обед и ужин на столе. Я побежала добывать для нас мамонта. Твоя Л.
P.S.: Письмо в целях конспирации сразу после завтрака съесть…»
Оченёв умылся, отворил дверь на балкон, вдохнул пряный от листьев воздух и приступил к физзарядке, которую делал всю жизнь. Руки, ноги, пресс. Растяжка, стойка на голове, кувырки через голову. Кровь забегала по проснувшимся венам. Наконец он оделся и обратился к окну. Вокруг что-то поменялось, свежесть заполнила Романа и позвала на новые свершения.
«Определённо, влюблён, – подумал он. – Вот только в кого?»
В дверь постучали.
На пороге возникла Садовская, за нею скромно стоял Гюйс. Оченёв жестом пригласил их в номер, подошёл к столу и принялся строчить заявление о приёме на работу.
Гюйс невозмутимо сложил подписанный документ в папку, пожал новобранцу руку и хлопнул в ладони. В номер сразу вошла Мамыкина с тазиком воды.
– Наступай, майор! – распорядился подполковник.
Оченёв, вздохнув, снял носки, задрал брюки и встал в посудину с холодной водой. Непроизвольно дёрнулся.
– Мы посвящаем тебя в РОСС. И желаем тебе не сесть в лужу…
Тут же завербованный ощутил, как по спине побежала холодная струя. Это Людмила вылила ему за шиворот стакан воды.
Оченёв взвизгнул и выскочил из тазика.
Когда смех утих, Гюйс посерьёзнел и пригласил к столу. Доедая вчерашние яства, россовцы обсудили предстоящее дело о местных рептилиях.
– Если найдём их, то всем выпишут Нобелевскую премию, – пообещала Людмила. – В хозяйстве сгодится.
И подмигнула Роману. У того отлегло от сердца. Никакой натянутости и напряжённости в отношениях после ночи не возникло. На душе стало легко, свободно и радостно.
Гюйс кратко изложил план. Мамыкина должна была заняться сбором документации. Садовская и Оченёв, как самый примелькавшийся в Щупкино, идут разведывать обстановку в городе и собирать сведения о погибшем.
–Ваши действия, майор?
Подполковник испытывающе посмотрел на него.
– Внедриться в НКВД.
Все оживились.
– Народный Контроль Внутренних Дел. Общество «Шумим, брат, шумим»… Оппозиция из тех, кого власть кинула. Выпускают листовки, устраивают акции. Меня недавно звали туда. Думаю, многое знают о местной мафии, и вообще о городе. Сегодня у них сходка.
– Прекрасно, –
По дороге Марина подтрунивала над лихим любовником, чуть не сватала его к своей коллеге. Оченёв смущался и не знал, как себя вести. Потом выдал:
– Живёшь не с кем хочешь, а с кем получается.
Она оценила ответ, показав большой палец.
Остановились возле мемориала «Скорбящей матери». Бронзовая статуя женщина в платке прижимала к себе девочку, заслоняя её от опасности и не в силах спасти.
– Раньше здесь была интересная скульптура, – послышался хорошо поставленный голос. – Она могла бы защитить бедных щупкинцев.
Позади них переминался настоящий гигант, лет двадцати семи. Русый, с длинными волосами и бородой, высокий, крупный, центнера на полтора, молодой, щекастый богатырь в широкой штормовке. Весь так и полыхал здоровьем. Он сосредоточенно наблюдал за вечным огнём, колыхавшимся в медной звезде возле его громадных башмаков.
– И чья это была работа? – кокетливо поинтересовалась Марина.
– Местного художника, – ответил тот. – А потом взгромоздили на неё эту безвкусицу. Единственный плюс – фамилии солдат-героев, – он указал на полукруг пятиметровых столбов за фигуркой женщины и девочки и испещрённых многочисленными фамилиями. – Это святое.
– Так что за скульптор до этого был?
Оченёв хмыкнул. Старый знакомый Анатолий Голод. Эклектик, абстракционист и фольклорист, но прославился кибер-панком. Тогда он ещё не был известен, поэтому его работу сровняли с землёй.
Гигант достал маленькое портмоне, вынул из него фотографию, где ещё стояла скульптурная абстракция, напоминающая странных существ, вырывающихся из-под земли. Оченёв и Садовская переглянулись. Шедевр весьма напоминал памятник рептилиям.
Тот с невозмутимостью викинга убрал фотографию обратно.
– Анатолий всем раздавал фотки со своей скульптурой.
– Он протестовал? – спросила Марина.
– И даже вышел на демонстрацию против сноса, – продолжил гигант. – Позвал многих, но оказался один. Всем было некогда. Представьте, стоит одинокий человек и вопит: «Мы протестуем против произвола властей!» Цирк… Вы случайно не на собрание НКВД?
– Вы догадливы, – улыбнулась ему Садовская. – Идёте с нами?
Он повёл на неё светлыми глазами, в которых зажёгся и потух непонятный огонёк, и отрицательно помотал головой.
– Вы – мастер вербовки, – усмехнулся викинг.
– А вы подмастерье? – прямо посмотрела ему в глаза Садовская. – Как вас зовут? Жак де Моле 1 ?
– Алекс Попович.
– Почему не Алёша Попович?
Неожиданно он развернулся и направился вниз к фонтанам, естественно спускавшимся длинной полосой вниз к реке и заканчивающимся у позолоченной стелы.
1
Легендарный рыцарь ордена тамплиеров.