Ночной ураган
Шрифт:
— Мама умерла в тот день, когда я родилась. Через два дня мне будет пять.
— Устроим праздник, дорогая, и пригласим Пиппина и Мозеса и миссис Суиндел…
— И не забудьте ее чудесного отца, — вмешался Алек, улыбаясь своему семейству.
Он, конечно, не помнил ни о дне рождения дочери, ни о годовщине смерти жены. Значит, осталось два дня на то, чтобы раздобыть подарок, которому порадовалась бы Холли. Последние недели он почти не разлучался с дочерью, присутствовал на ее занятиях, разговаривал по-французски и итальянски: оба языка, по счастью, сохранились в памяти, и речь легко лилась с губ, он даже разыгрывал
— Еще четверть часа, и мы причалим, — сообщил он Джинни, выглядевшей, по его мнению, слишком измученной и осунувшейся.
— Слава Богу, — радостно вздохнула та. — Хочу ощутить под ногами твердую землю. Где мы остановимся сегодня, Алек? В Саутхемптоне?
— Да, в гостинице «Чекерз инн». — Алек запнулся, но тут же решительно добавил: — Пиппин рассказал мне о ней. И еще говорил, что владелец — мой хороший друг по имени Чайверз.
Джинни стиснула его руку, инстинктивно пытаясь показать, что знает, как ему плохо, но, к ее удивлению, Алек отстранился.
— Прости, я должен вернуться, — пробормотал он и отошел. Джинни смотрела вслед, не понимая, чем обидела мужа.
Алек был зол. На всех, включая свою сострадательную жену, на себя за проклятую бесконечную слабость. Будь у него немного побольше мозгов, неужели бы к этому времени не вспомнил всего? Или во всей прошлой жизни не нашлось ничего достойного того, чтобы бережно хранить в памяти? Ведь с несчастного случая прошло почти полтора месяца! Алек так надеялся, что вновь станет самим собой, стоит лишь увидеть берега Англии. Ничего! С таким же успехом он мог очутиться в другом полушарии.
Алек, встряхнувшись, постарался взять себя в руки. Джинни, во всяком случае, ни в чем не виновата, да и другие тоже. Проклятие, и надо же было случиться такому!
«Чекерз инн» оказалась старым уютным зданием, где во всех каминах горел приветливый огонь — от отделанной дубовыми панелями общей комнаты до спальни Мозеса и Пиппина на третьем этаже.
— Как хорошо пахнет, — выдохнула Джинни, кружась в вальсе прямо посреди отведенной им комнаты. — Свежестью и чистотой. И теплом.
— Этот запах напоминает мне о тебе, жена. Алек снова казался веселым и беззаботным, и Джинни облегченно вздохнула.
— Никакой вони от стоячей воды!
— Ни малейшей, — подтвердил Алек, ткнувшись носом в местечко за ее левым ухом.
Джинни лукаво улыбнулась:
— Мой живот чувствует себя так, словно умер и попал в рай.
В этот момент Алек вновь увидел Несту, с огромным животом, но веселую и смеющуюся, и покачал головой, пытаясь отогнать мучивший болью образ.
Джинни заметила выражение глаз мужа, поняла, что картина, представшая перед ним, слишком тяжела, и попыталась отвлечь его, говоря на темы, так хорошо знакомые им обоим.
— Что ты собираешься делать с грузом, Алек?
— Мой агент Джордж Керзон… нет, Джинни, не смотри на меня с такой надеждой, я его не помню. Просто перед отплытием из Балтимора Пиппин показал мне все записи, все имена людей, с которыми я веду дела, и тому подобное. В любом случае завтра я встречаюсь
Немного помолчав, он бесстрастно добавил:
— Нет, и этого не помню. Слава Богу, что веду такие точные записи. Но, конечно, ты поняла это, правда?
— Правда.
Последнее время, этот, другой, Алек не возражал, что Джинни все больше и больше берет на себя обязанности клерка и старается держать все гроссбухи в таком же безупречном порядке. Занятие, достаточно привычное для Джинни, — правда, система Алека немного отличалась от ее собственной, применявшейся еще отцом, но она сумела приспособиться. Джинни всегда отличалась способностями к математике и достаточной аккуратностью. Но что всего важнее, Алеку, кажется, нравились ее рвение и желание работать. Кроме того, он почему-то с удовольствием обсуждал с ней свои замыслы и идеи. Иногда она даже подсказывала что-то новое, и Алек совсем не возражал. Даже ничего не сказал, когда она вновь начала носить мужской костюм, не упрекнул за то, что она опять разыгрывает из себя мужчину.
Джинни нерешительно положила руку на рукав мужа:
— Умираю от голода.
Алек от неожиданности вздрогнул и медленно улыбнулся:
— Ты всегда так откровенна?
— Всегда.
Она не отвела взгляд и позволила пальцам скользнуть по его животу. Кажется, он немного похудел за последнее время.
Ее рука продолжала ползти вниз, пока не коснулась его, легко, нежно, осторожно.
— Всегда, — повторила Джинни, чуть прижимая пальцы к упругой плоти.
Его тело отреагировало незамедлительно… Алек рванул ее к себе, грубо, забыв обо всем, прижался к ее губам жестким властным поцелуем. Джинни, до сих пор не знавшая воздержания, пребывала в этом весьма жалком состоянии последние три ночи, поскольку Алек вообще не ночевал в каюте и все время проводил на палубе. И теперь она продолжала ласкать его, и Алек стонал сквозь стиснутые зубы. Джинни совершенно потеряла голову, но, когда он опрокинул ее на постель, почти сорвал одежду, она испуганно уставилась на него, заметив в глазах мужа что-то вроде боли. Зубы сжаты, на лице мучительная гримаса.
— Алек, — прошептала Джинни, когда он рывком раздвинул ее ноги.
Он вонзился в нее, быстро, поспешно, резко, но она с готовностью подняла бедра, чтобы встретить первый толчок, принять его в себя еще глубже.
«Он никогда не забывает о моем наслаждении, даже когда сходит с ума от желания», — подумала Джинни, словно сквозь сон, когда почувствовала его пальцы, проникшие между их напрягшимися телами, ласкающие ее набухшую плоть… дразнящие, так хорошо знающие каждый ее изгиб, каждое заветное местечко.
Джинни вобрала его еще глубже, глядя на Алека с такой любовью, что он, должно быть заметив это, откинул голову и снова застонал, безжалостно врезаясь в нее, пока Джинни не дала себе волю и присоединилась к нему, слившись с мужем, соединяя их тела в единое целое, разделяя с ним желание и блаженство.
Как чудесно… неужели этот ослепительный звездный полет когда-нибудь кончится?
Но даже когда его тело содрогалось и трепетало над ней, Джинни знала, что они вместе создают для Алека новые воспоминания. Хорошие и добрые. Счастливые. И она все сделает, чтобы так было всегда.