Ночной волк
Шрифт:
Я сидел посередке, поэтому парни переглянулись мимо меня.
— Что же это за команда? — задумчиво проговорил Славик.
— Вот так дашь в морду, и неизвестно кому, — сказал Вовуля.
— Серьезный чемоданчик, — подытожил Славик.
Страха в голосе у ребят не было, скорее озабоченность, но достаточно глубокая. Какой-нибудь час назад они могли спокойно и даже весело говорить о рэкете, мести и убийстве. Теперь же, сунув руку в еще раскаленную печь, они не обожглись, но почувствовали силу жара. А больше всего их озадачило то, что вот уже почти неделю тиранило меня: полная непонятность происходящего.
Мне не хотелось добираться до всех этих заминированных секретов — мне хотелось от них отвязаться. Может, и ребятам захотелось?
— Ну и чего с этим чемоданом делать? — спросил Вовуля. — Может, утопим?
— Сейчас, что ли?
— Ночью.
— Носки жалко, — сказал Славик.
— А железо?
Славик вздохнул:
— С одной стороны, надо бы. А с другой — сейчас простой «макар» дороже двухкассетника. Вещи-то, понимаешь, хорошие…
— Дай-ка глянуть, — попросил я Вовулю.
Тот повертел головой и лишь тогда отдал мне пистолет. Игрушка и в самом деле была на редкость ладненькая. Не наша, но все понятно. И все на месте: шесть штук в барабане, седьмой в стволе. Я уже держал такой в руках, один раз, но держал. Вот уж не думал, что наука пятнадцатилетней давности пригодится — а пригодилась. Как утверждал покойный Федулкин, лишнего на свете вообще не бывает.
В армию меня заслали в Южную Сибирь, служил я там удивительно бестолково. Через пару месяцев стало совершенно ясно, кто есть кто, и меня спихнули в хозроту, где капитан Белецких полтора года пытался сделать из меня человека. Его ключевой тезис был, что мужчина без оружия — все равно что половой член без презерватива — полная беззащитность. Хороший был мужик, только пил много. Он как-то сказал мне поразительную вещь. У него было старое охотничье ружье с серебром по прикладу. Так вот он сказал мне: «Ты когда-нибудь видел, чтобы серебром отделывали молоток? И не увидишь. А танк всегда будет красивее трактора. Знаешь, почему? Потому что орудия убийства люди испокон века уважают больше, чем орудия труда».
— Красивая штучка, — сказал я и вернул пистолет Вовуле. У капитана Белецких была точно такая игрушка. Название я забыл, он звал ее почему-то «хрюшкой», а почему, я не спрашивал. Он был капитан, я солдат, мое дело не спрашивать, а отвечать. «Хрюшка» так «хрюшка».
— А то себе бери, — предложил Славик, — мало ли чего. Не убьешь, так напугаешь.
Я согласился, не во имя конкретной цели, а просто потому, что приятно было держать в руках такой красивый предмет.
Тут я вспомнил. Дернул рукавом, высвобождая часы, — было без четверти шесть. Я заторопился к автомату. Сказали — ушел, звоните завтра. Я набрал домашний, и от сердца отлегло: Антоха подошел сам.
— Ну что там?
— Пока нормально, — сказал он, — сделал финт, ушел в четыре, опять закоулком. Как будто никто не провожал.
— А звонки?
— Пока не было.
— Чего-нибудь надо? — Впервые за последние дни этот вопрос что-то весил, потому что Славик с Вовулей ждали меня на лавочке.
— Пока ничего. Кстати, она уже там.
Какая «она» и где «там», он не уточнил, а я не стал спрашивать: у Суконникова
— Молодец, быстро, — похвалил я. У меня уверенности прибыло, хотелось, чтобы прибавилось ее и у Антохи, хотя я понимал, что это мало реально: ведь у него не было ни Славика с Вовулей, ни «хрюшки» с семью патронами.
Пацаны вызвались меня малость проводить. Я заметил, что им порядком не по себе, оба отводили глаза, особенно Славик.
— Мы вот подумали, — начал он, — скорей всего, контора серьезная.
— Уж больно железа много, — вставил Вовуля.
— Понимаешь, — продолжал Славик, — гранаты для баловства не заводят. Я думал, просто качки, себя показывают, детство в заднице играет. Но тут чего-то не то. Серьезная контора.
— А для чего им гранаты, как думаешь? — спросил я. Меня обеспокоили не столько слова Славика, сколько тон. Он сильно изменился: был бесшабашный, стал трезвый. Страха не было, нет. Но и кураж пропал.
— Раз держат, значит, нужны, — сказал он. — Может, на крайний случай. Но, заметь, этот крайний случай они заранее имеют в виду. Вполне серьезная контора.
— Ну и кто они, по-твоему?
Славик пожал плечами:
— Да мало ли кто. Может, конечно, рэкетиры или фашисты. Но, скорей всего, профессионалы, работают на заказ. Сейчас за это бабки платят очень солидные. Десять тысяч за труп.
— Смотря какой труп, — рассудительно заметил Вовуля, — могут и больше кинуть.
Тут в разговоре вышла пауза, потом Славик, помявшись, задал, видимо, самый трудный для себя вопрос:
— Вот ты сейчас дома не кантуешься — а где залечь, есть?
— Относительно.
— Вот и надо залечь.
— Значит, залягу, — пообещал я и беззаботно улыбнулся. Мне стало неловко, здорово неловко. Уж очень прозрачен был смысл сказанного. Парни словно бы извещали меня, что предел риска, который они себе могут позволить, выработан. Обещанное выполнили, в глаз дали. Но игры с оружием в сферу их развлечений не входили.
В сферу моих, кстати, тоже. Но меня об этом никто не спрашивал.
Видно, и Славику было неловко.
— Если что, — сказал он, — телефон знаешь, мы с Вовулей всегда под рукой.
Я поблагодарил вполне искренне. В конце концов, они сделали, что было в их силах. Нельзя от человека, который ради тебя влез на подоконник, требовать, чтобы он еще и прошелся по карнизу. Каждый сам знает, за какой гранью начинается у него боязнь высоты. Я свою грань давно перешагнул — но у меня ведь не было иного выхода.
И — странное дело! — я опять вдруг почувствовал, что голова работает спокойно и четко. Когда никто не может помочь, начинаешь помогать себе сам.
— Парни, — спросил я, — вам фанаты нужны?
— А на хрена? — удивился Славик.
— Так, может, мне дадите?
— С нашим удовольствием, — обрадовался он и совсем уж щедро предложил: — Ты вот чего — бери чемодан. Чего не надо, выкинешь.
— А носки? — вспомнил я. — Поделим по-братски, вещь-то нужная.
Парни заколебались. Но уж это-то добро выкидывать было бы совсем дебильно. Мы зашли в первый же попавшийся подъезд и на подоконнике стали по очереди тащить из чемоданчика носки, из деликатности не выбирая. Потом пацаны рассовали свои доли по карманам, а я свою погрузил назад в чемодан.