Ночные бродяги
Шрифт:
— Ничего, — ответил Нюх. Он взял свою трость-шпагу и шляпу. — Пойдемте-ка прогуляемся к реке.
Стоял прохладный вечер. Улицы окутали сумерки, превращая дома в призрачные тени или, наоборот, в неприступные крепости, сложенные из гранита. Заходящее солнце окрашивало небо в красноватый цвет, но из-за домов и башен самого солнца наши друзья не видели.
Они вышли из Шквалистого Поместья и оказались в бедной части города. Здесь стояли жалкие хибары, в которых жили торговцы рыбой, разносчики и другие бедняки. Навстречу нашим ласкам попадались грязные и оборванные существа, жалкие, с потухшими глазами, в которых не было надежды на перемены. Посреди улицы
Точильщик протащил тележку мимо долговой тюрьмы. Ее обитатели просовывали лапы сквозь решетку, пытаясь выдернуть из обуви прохожих шнурки.
Нюх остановился, потому что и в его ботинок вцепилась чья-то лапа.
— А ну-ка отпусти немедленно! — приказал ласка тоном, не терпящим возражений.
Потом он уставился на существо, которое пыталось ограбить его, и тотчас узнал узника.
— Да это же Огрибакет! — воскликнул Нюх. — Ну и ну! Как же ты сюда попал?
Только сейчас землеройка посмотрел на говорившего — до этого он был слишком занят тем, что пытался развязать узел на шнурке. Никогда прежде ему не приходилось красть шнурки, поэтому у него не было необходимых навыков. А вот некоторые его товарищи по несчастью, которые сидели в тюрьме уже давно, стали настоящими виртуозами в этом нелегком деле. Они ухитрялись развязывать шнурки у прохожих прямо на ходу, так что те ничего не замечали до тех пор, пока с них не начинали сваливаться ботинки. Впрочем, Огрибакет уже успел заработать фартинг у торговца крадеными шнурками, потому что с несколькими прохожими ему все же повезло.
— Да, — плачевно сказал он. — Теперь-то надо мной можно смеяться и потешаться! Ведь я ничем не могу ответить, раз я попал в такие обстоятельства.
— Да я и не собираюсь смеяться над тобой, — спокойно заметил Нюх. — Но где же твоя банда, и как ты сам здесь оказался?
— С бандой покончено, — злобно сказал землеройка. — Всех поймали, когда они пытались стащить поднос с пирожками из окна второго этажа. Теперь их отправили в колонии, и моего младшего брата вместе с ними! А ведь я обещал маме, что буду присматривать за ним, чтобы с ним ничего не случилось! А вместо этого я попал в тюрьму, а его отправили на каторжные работы в такое место, где он очень скоро умрет или от укусов насекомых, или от болотной лихорадки, или еще от какой-нибудь напасти. Теперь-то вы можете смело смеяться надо мной, и над ним, и над всей нашей бандой. Такова расплата за преступную жизнь, и ничего тут не поделаешь. Хотя, по правде сказать, я попал в тюрьму не из-за тех преступлений, которые совершил на севере или в других местах Поднебесного, а из-за шефа полиции.
— Он тебя на чем-то поймал? — поинтересовался Плакса.
— Нет, он ссудил мне сто гиней. Мне! Ха-ха! Разумеется, я сразу же пошел и потратил их — для чего же еще существуют деньги? Купил немного медовой росы, потом проиграл изрядную сумму в казино, купил мышь, которую хотел выгодно продать, но она сдохла через три минуты после того, как стала моей собственностью. В конце концов у меня осталось всего три фартинга и я решил купить на них еды, потому что к тому времени уже здорово проголодался.
— Неужели он так поступил? — воскликнула Бриония.
— Ну да, — простонал землеройка. — Правда, я вполне это заслужил. Всю жизнь я был очень плохим, но никогда мне и в голову не приходило, что все так кончится. Хотя не могу сказать, что меня не в чем обвинить. Ну зачем он предложил мне так много денег? Если бы он дал десять шиллингов, я бы купил себе красивую одежду и пинту медовой росы, а потом сел бы на ночной поезд и уехал обратно в Воющие Холмы, А я вместо этого все потерял, а сам оказался за решеткой! От денег все несчастья! Эти сто гиней принесли мне одни неприятности.
— Когда-то ты был гордым землеройкой. Задирой и хвастуном, забиякой и вором, — сказал Грязнуля. — Но должен признаться, что сейчас я испытываю к тебе лишь жалость.
— Гордым? Верно. Задирой? Тоже правильно. Вором? Именно им я и был. Что я могу сказать? Завтра или послезавтра я умру, я уже продал большую часть своего меха за еду. — Землеройка отступил от оконца на шаг и продемонстрировал то, что осталось от его шкурки. — Так что скоро я начну замерзать и умру. Никто обо мне и не вспомнит, да я и не хочу, чтобы кто-то горевал или оплакивал меня. Я вполне заслужил свою участь. Я сожалею о том, что был таким плохим, но теперь уже слишком поздно что-то менять.
— Не поздно, — сказал Нюх; он принял решение. — Я заплачу твой долг. Мне понадобятся твои услуги.
И Нюх направился к тюремным воротам и потребовал, чтобы его впустили. Его друзья следовали за ним по пятам, не отставая ни на шаг. После того как в лапу здоровенного горностая перекочевала маленькая блестящая монетка, ласок впустили внутрь. Все четверо вошли в здание тюрьмы. То, что они увидели, заставило бы прослезиться любого, даже самого жестокосердного. Все обитатели этого печального места были изможденными и худыми, с запавшими глазами и равнодушным взглядом. Они сидели на полуистлевшей соломе и больше походили на бесплотные тени, чем на животных из плоти и крови. Впрочем, увидев хорошо одетых посетителей, несчастные бросились к ним в надежде выпросить хоть фартинг. Но Нюх не мог помочь им всем. Конечно, он раздал все, что было у него в карманах, но больше он ничего не мог поделать. Если даже он опустошит свой счет в банке и выпустит из тюрьмы всех, через неделю камеры снова будут полны — в Туманном всегда найдутся те, кто не может вернуть долги.
Землеройку они обнаружили в маленькой камере, кишевшей блохами. Они были на соломе, на всех обитателях — словом, повсюду. А сокамерники землеройки были едва живы — они стонали и жаловались, кашляли и чихали, некоторые тряслись в лихорадке, другие сидели на полу, ни на что не обращая внимания. В общем, это было мрачное место, совершенно недостойное славного Туманного.
— Мэр и городской совет в ответе за то, что творится в таких заведениях, — сказала Бриония. — Это просто отвратительно.
— Наверное, они не знают, что здесь творится, — предположил Огрибакет.
— А должен знать! — вмешался Грязнуля. — Как-никак это их работа. Когда я был фонарщиком, я следил за тем, чтобы в моей части города горели все фонари, чтобы ни один не коптил и не чадил, а свет был ровным и ярким. И мэр тоже должен инспектировать такие места, чтобы знать, что тут творится.
— Если ты думаешь, что здесь плохо, тебе стоит съездить в Грачатник, где «лечат» сумасшедших, — заметил Нюх.