Ноев ковчег и Свитки Мертвого моря
Шрифт:
К той же категории относится и благовещенье пастухам. Что же касается Благословения и Прославления, то были ли они спонтанными песнями-пророчествами Марии (согласно некоторым богословам — Елисаветы) и Захарии соответственно, записанными тогда же каким-то свидетелем? (Лука, гл. 1). Или же это литургические композиции, приспособленные Лукой к своему рассказу? Ученым известно, что вероятность подлинности текста увеличивается с его возрастом. Встает вопрос: что еще в евангелии было заимствованно из более ранних источников и приспособлено к целям сначала первичных авторов, а затем редакторов и составителей? Следует помнить, что самые ранние рукописи, имеющиеся в нашем распоряжении, не старше IV в. христианской эры, так что к этому времени у отцов церкви было более чем достаточно времени
Исторически невозможно доказать, что Иисус родился в Вифлиеме, или, если принять, что его родиной был все-таки Вифлеем, то какой именно: Вифлеем в Иудее или Вифлеем в Галилее. Если и имело место «избиение младенцев», то кроме как в евангелии других следов этого не сохранилось. Конечно, Ирод был вполне способен на подобную бойню, но мог ли столь информированный автор, как Иосиф Флавий, который подробно расписывает преступления Ирода, проигнорировать такое варварское злодеяние? Не имеем ли мы здесь дела с сочинением автора (или редактора) Евангелия от Матфея, которому потребовалась эта история в качестве подтверждения пророчества Рахили, оплакивающей своих детей? Не отправляет ли он с аналогичной целью осуществления пророчеств Иосифа и Марию с новорожденным младенцем в Египет? Потому что должно же исполниться пророчество: «Из Египта воззвал я Сына Моего». Такая же картина и с другими пророчествами.
Сравнительно мелкий вопрос связан еще вот с каким обстоятельством: согласно Матфею, Нагорная проповедь была произнесена одновременно и в одном месте, в то время, как согласно Луке, она состояла из нескольких частей и произносилась в несколько этапов. Но отсюда следует и более серьезный вопрос: какая часть Проповеди исходит от Иисуса, а какая — из других источников?
Эти примеры показывают, с какого типа проблемами можно столкнуться при оценке историчности рукописей Нового Завета. В принципе, аналогичные проблемы возникают и вокруг Ветхого Завета, но поскольку с позиций христиан вопрос историчности Ветхого Завета менее важен, богословы менее церемонны в этом случае в своих изысканиях. Так вот, этих примеров, по-видимому, достаточно, чтобы продемонстрировать читателю природу и сравнительную ценность свидетельств Нового Завета, если требуется рассматривать их в сочетании — или в противоречии — с другими свидетельствами. И не то, чтобы там отсутствовала история; Новый Завет совершенно определенно имеет отношение к историческим событиям и личностям, активно участвовавшим в религиозном движении. Основная трудность состоит в том, чтобы решить, где информация надежна, а где — нет.
Все это, очевидно, приводит к выводу: когда возникают новые гипотезы, вроде тех, что появились после обнаружения Свитков, нужно обязательно рассматривать их очень серьезно. Если они грозят нарушить консенсус или достигнутую ранее квазиисторическую договоренность ученых богословов между собой, то, возможно, нам требуется новый консенсус.
Традиционная точка зрения на зарождение христианства, которой придерживается типичный мирянин, сводится к тому, что Иисус проповедовал свое учение, отдал свою жизнь как Мессия и Искупитель, восстал из мертвых и основал христианскую церковь, которая распространилась по всему миру, причем начало этому процессу положила деятельность апостолов. Или же, если этот мирянин не верит в Воскресенье, то он считает, что апостолы, вдохновленные Иисусом, основали церковь в соответствии с его проповедями.
Он обычно признает, что Иисус был евреем и носителем традиций иудаизма. Он также признает, что апостолы сделали свои выводы из проповедей Иисуса, расширив тем самым его доктрину; кроме того, апостолы, основываясь на том, что они видели и слышали при жизни Иисуса, а также на своем последующем опыте, пришли к тому, чтобы оценить по-настоящему его роль, которую они раньше не до конца понимали: роль Спасителя и Господа рода человеческого и Сына Божьего.
Во всяком случае, этот верующий мирянин считает христианскую доктрину оригинальной, и ему не приходит в голову, что многое из нее существовало ранее (за
При этом мирянин не знает (а ученый знает), что в эпоху Иисуса и позднее существовало множество языческих богов, относительно которых делались аналогичные заявления и от имени которых проповедовались аналогичные доктрины. Так, искупителями и спасителями человечества почитались Митра и Таммуз, Адонис и Осирис. Взгляд на Иисуса как на искупителя не был иудаистской концепцией и его не придерживались первые христиане в Палестине. Мессия, которого ждали иудаисты и еврейские христиане, был не Сыном Бога, а Его посланником, не тем, который спасает своей кровью, а тем, кто несет спасение своим правлением в Царстве Мессии на земле. Евреи — христиане вовсе не думали о спасении, которое откроет им путь на небо; они надеялись на спасение, которое установит порядок на земле — именно так, а не иначе, хотя они и верили в бессмертие.
Только тогда, когда христианство распространилось в языческом мире, возникла, идея Иисуса как Бога-Спасителя. Идея эта была сформулирована по аналогии с уже существовавшими спасителями, особенно Митрой. Именно день рождения Митры, 25 декабря (зимнее солнцестояние) был принят христианами из язычников за день рождения Иисуса. Даже шабат, еврейский седьмой день, назначенный для отдыха Богом согласно закону Моисея, в котором отражается день отдыха Бога после трудов по Сотворению мира, уступил место первому дню Митры — Дню Всепобеждающего Солнца (Sunday, воскресенье).
В Средиземноморье во времена экспансии христианства практически не было места, где бы отсутствовал образ Матери-Девы и ее Умирающего Сына. Первоначально богиней была сама земля, девственная каждой весной. Ее сыном был земной плод, рожденный только для того, чтобы умереть, но, однако, умирая, быть вновь посаженным в землю в виде семени, которое возобновит цикл. Это был «растительный миф», из которого в дальнейшем развилась драма «Бога-Спасителя» и «Скорбящей Богоматери».
Смена времен года на земле рассматривалась параллельно тому, что происходит в небесной системе координат. Там тоже была своя богиня — девственница — созвездие Девы, которое восходит в восточном секторе неба, когда Сириус, восточная звезда, подает знак новому рождению Солнца. Прохождение линии горизонта через Деву символизировало зачатие от Солнца. Таким образом, миф земной переплетался с мифом небесным, а оба они — с воспоминаниями о древних героях, реальных и легендарных; так возникала сага об искупителе.
Пещера, которая позднее стала ассоциироваться с рождением Иисуса, ранее была местом рождения Гора, который, став взрослым, превратился в Осириса, которому предстояло умереть во имя спасения своего народа. Роль оплакивающей Богоматери играла Исида. Существовало невероятное число подобных культов спасения; об этом рассказывают такие авторы, как сэр Джеймс Дж. Фрезер в своей книге «Золотой сук», а также видный ученый-классик профессор Гилберт Мюррей.
В этих культах можно обнаружить и такие таинства, которые позже стали именоваться христианскими. Последняя вечеря (Евхаристия) принадлежала митраизму, откуда была заимствована и соединилась со священной трапезой палестинских христиан. У митраизма были заимствованы не только таинства, но и такие концепции, как «кровь Агнца» (или Тельца). И не только культовые концепции, но и целые этические нормы были поглощены христианством. Кстати, среди этических учений были и не культовые — например учение стоиков.
В общем, христианство стольким обязано язычеству, что даже если и было какое-то первоначальное иудейско-христианское ядро, то палестинским христианам добавить нужно было совсем немного. Не следует забывать, что вначале очень мало говорилось об Иисусе-учителе. Господом христиан был Христос-Спаситель. Был ли это он или Господь Митра, очень мало влияло на искупительные доктрины, таинства и обряды церкви, которая в конце концов официально объявила, что Богом-Спасителем является «Христос»; соответствующее рещёние было принято большинством голосов в 325 г. н. э. на Никейском Соборе.