Ноев ковчег и Свитки Мертвого моря
Шрифт:
Император Калигула распорядился, чтобы его статуя была установлена в Иерусалимском храме. Он, правда, отозвал свой приказ в результате того, что его умолял об этом Ирод Агриппа, но, скорее всего, издал бы его снова, если бы не был убит. Агриппа, который умер в 44 г. н. э., был последним еврейским царем. После него Палестина находилась под прямым римским правлением. После того как губернатор Антоний Феликс неоднократно прибег к массовым распятиям, возникла секта сикариев, которые немало преуспели в покушениях на римлян, сделав для последних жизнь в Иерусалиме опасной. Феликс попытался, с одной стороны, подавить сикариев, но в то же время воспользоваться
Нам неизвестно, что происходило все это время в Кумране, да и вообще в партии ессеев. Но нам известно, что именно тогда возникло и стало развиваться движение, получившее название христианства, которое во многих отношениях, а именно с точки зрения доктрины, обрядов и организационных вопросов, было аналогично сектам ессеев и адептам «нового завета» в Кумране. К этому моменту (62 г. н. э.) христиане не были еще широко известны под нынешним названием; чаше всего их называли сектой назареев. К этому мы еще вернемся в следующей главе, а пока отметим, что сразу после смерти Феста, еще до прибытия нового губернатора, первосвященник Анания воспользовался случаем для того, чтобы убить Иакова, брата Иисуса и главу движения назареев, за что Анания был смещен Агриппой II.
Дела в Иудее были в это время не просто плохи; ситуацию можно было охарактеризовать как социальный распад. Бандитизм стал обыденным явлением; в тюрьме оставались только те, кто не мог позволить себе взяткой купить освобождение. Ответственного правительства больше не существовало. Гессий Флор, который «правил» с 64 по 66 г. н. э., перещёл от единичных убийств и массовым; в конце концов жители вышвырнули его из Иерусалима, где римский гарнизон сдался, но все равно был истреблен. Это было восстание и сигнал к войне.
Христиане, которые не видели для себя большой разницы между римлянами и священниками-саддукеями, бежали из Иудеи через Иордан и не принимали участия в еврейском восстании. Говорят, что среди ессеев тоже были такие, кто не желали сражаться, но о связи между этими двумя группами мы только можем строить предположения. Утверждения о том, что кое-кто из ессеев участвовал в боях, по крайней мере, в этом бунте, чаше всего основываются на свидетельстве Иосифа Флавия, который на самом деле говорил только о том, что кто-то из них героически перенес пытки.
В этой критической ситуации евреи сформировали чрезвычайное правительство и поручили Иосифу Флавию, которому суждено было больше прославиться как историку, чем как воину, возглавить оборону Галилеи. Он стойко сражался, но был разбит и перещёл на сторону римлян. Фарисеи, которые до этого момента находились у власти и пытались проводить политику умиротворения, были отброшены в сторону. Иосиф был фарисеем, и народ считал, что тот вел двойную игру, а потом и вовсе стал изменником. На волне гнева власть захватили отчаянные зелоты, и умиротворению пришел конец.
Если бы Израиль был един и его меньше разъедала коррупция, война не обязательно была бы безнадежным делом. Но в реальной ситуации шансов на успех не было. Иерусалим раздирала междоусобная вражда, евреи убивали евреев, по жестокости не уступая римлянам. В конце лета 70 г. н. э. загорелся внешний двор Храма, но бой продолжался прямо рядом с жертвенным алтарем. В конце концов, все было кончено; там, где Задок некогда приносил жертвы, где
В этом потоке злодеяний кумранские монахи вполне могли бы увидеть признаки того, что вот-вот наступит «День Иеговы» и приходит время появиться долгожданному мессии. Правда, луна еще не «облилась кровью» и звезды не попадали с небес, но смерть уже витала над головами злодеев, правивших в Израиле, так что пора бы Иегове поднять свою руку на этих киттим.
Может быть, они хотели дождаться самого последнего момента. Но когда стало ясно, что римляне вот-вот придут, они положили свои драгоценные рукописи в приготовленные кувшины и стали карабкаться с ними в пещеры. Здесь римлянам никогда не придет в голову искать. Зато когда-нибудь, когда кончатся бои, можно будет вернуться. Возможно, им казалось, что это произойдет совсем скоро. Конечно, скоро! Бог ждать не может, не то время! Начинается новая эра! Время уже пришло! Сыны Тьмы уже сказали свое слово. Теперь Иегова обязан выполнить свое обещание, те, кто сохраняли ему верность, не должны сомневаться А когда они вернутся, с ними вновь будет их сокровище — их рукописи, цена которых еще возрастет, когда во главе священной трапезы будет сидеть мессия Аарона и Израиля, в День Господа Иеговы, в День Царства Божия.
Глава 4
СВИТКИ И ИСТОКИ ХРИСТИАНСТВА
Выше мы уже цитировали У.Ф. Олбрайта, по мнению которого открытие Свитков дало «новые сведения о верованиях и обрядах еврейских сектантов последних двух веков до н. э.», которые «способны перевернуть наше представление о том, как начиналось христианство». Мы упоминали также заявление Дюпон-Соммера о том, что «все проблемы, связанные с примитивным христианством, представляются теперь совсем в новом свете и заставляют нас полностью пересмотреть их».
Американские специалисты по Новому Завету, как указывал Эдмунд Уилсон, в течение ряда лет наотрез отказывались относиться серьезно к этим точкам зрения. Однако позднее, как мы видели, исследователи Нового Завета, подталкиваемые Уилсоном и повышенным общественным интересом к Свиткам, прервали свое молчание. Но мало кто из них видел в Свитках нечто революционное. Да, конечно, открытие их возбуждало; да, они говорили, что теперь мы лучше, чем в прошлом, узнаем, что стоит за писаниями Нового Завета. Однако в заключение они говорили, что нет оснований для того, чтобы пересматривать что-либо из прежних основополагающих допущений и ортодоксальных положений веры.
Даже Миллар Берроуз, не рядовой богослов, а видный специалист-семитолог, который работал со Свитками почти с самого начала, говорил: «После того, как я в течение семи лет изучал Свитки Мертвого моря, я не вижу, чтобы это существенно повлияло на мое понимание Нового Завета. Я стал яснее и лучше понимать его иудаистские корни, но его смысл для меня не изменился и даже существенно не прояснился». Но при этом Берроуз признавал, что он, возможно, «просто не в состоянии увидеть то, что находится «перед глазами». «Посещая археологические раскопки, я, случалось, при всем старании не мог понять, что именно мне демонстрируют археологи. Разумеется, опытный глаз зачастую увидит то, что недоступно для непосвященных. В то же время правда и то, что ученые иногда утрачивают способность отличить натренированное восприятие от некритического воображения».