Ноев ковчег и Свитки Мертвого моря
Шрифт:
Ученым-богословам, в отличие от мирян, хорошо известно, в какой степени христианство могло стать тем, чем оно стало, вообще без Иисуса и его учеников. Единственный важный элемент, который нигде не встречается в язычестве, это портрет Иисуса-учителя; но внимание на нем, как мы отмечали, «языческое христианство» особенно не акцентировало. К III в. он почти пропал из вида и не возвращался вплоть до того момента, когда Просвещение, протестантская Реформация и изобретение книгопечатания сделали Библию общедоступной. До тех пор Библия в сущности считалась слишком вредной книгой, чтобы дать ее в руки мирян; они были не подготовлены к ее пониманию, и она могла бы побудить их к ереси. В итоге много столетий христианская церковь знала Христа вероучений
Важная роль в том, что Иудейский Христос стал победителем в борьбе регалий с искупительной концепцией, принадлежит Павлу из Тарса, фарисею и эллинисту, вдохновенному еврею с глубоким знанием язычества. Великий мастер синтеза, он первым увидел возможность связать Израиль с Афинами, умирающий Иерусалимский храм с жертвой Митры, Иегову ессеев с таинственным богом Ареопага. В качестве апостола Павла этот глобально мыслящий христианин знал своего «Господа» не во плоти, а благодаря собственному «гнозису»; он видел, что можно заставить Аполлона, Митру и Осириса склониться перед его собственным еврейским Адонаи, а впитав их спасительные и искупительные функции мессия Израиля может стать всемирным Христом.
Вообще говоря, все могло сложиться по-другому, но все равно обрести имя христианства. Это известно ученому-богослову, но не известно мирянину. Поэтому богослова — не как верующего, но как ученого — не особенно беспокоит, что следует из Свитков с точки зрения корней христианства; ему и так известно, что исторически христианство не является религией, созданной Иисусом и распространенной его учениками. Но мирянину-то это было неизвестно. Открытие Свитков дало ему возможность как-то это почувствовать. Вот почему его интерес к ним не является, как ряд деятелей церкви пытается утверждать, «прихотью». Мирянин просто хочет знать правду о корнях христианства.
В первой «Битве Свитков» ломались копья вокруг их датировки. Многие надеялись, что они не старше начала христианства. Но теперь уже известно, что они все-таки старше, так что, казалось бы, не о чем больше вести жаркие споры.
Тем не менее идет вторая «Битва Свитков». На кону вопрос о том, сколь они важны для выявления корней христианства. Непрофессионалам-мирянам трудно понять, о чем идет спор. Дело в том, что они не следили (да и с какой стати они должны были следить?) за странной тенденцией современной теологии. С точки зрения мирянина на исторический вопрос должен даваться исторический же ответ. Если Свитки влияют на нашу точку зрения о том, как возникали христианские церкви, заставляя нас осознать, что они развивались из еврейской секты или сект при сохранении многих доктрин и таинств и почти аналогичной организации, то необходимо сделать определенные выводы из этих фактов истории. Становится очевидным, что христианство не возникло в результате каких-то уникальных событий как единственная истинная церковь Бога, основанная его Сыном, пришедшим на землю, чтобы основать ее; также не являются уникальными ни ее учение, ни ее таинства, хотя мы и привыкли так считать. Здесь мы имеем дело не со сверхъестественным ниспосланием, а, по-видимому, с естественной социальной эволюцией.
Нет, не так, говорят теологи. Этот вопрос может быть рещён не на исторической основе, а исходя из теологии. Например, Теодор А. Гилл, один из редакторов независимого церковного издания «Крисчен Сенчу-ри», в выпуске от 26 октября 1955 г. анализирует книгу Эдмунда Уилсона «Свитки Мертвого моря» и говорит, что «самым серьезным ограничением, которое накладывается на труд Эдмунда Уилсона, является эпоха его написания. Эти новейшие с иголочки словеса касательно только что сделанных открытий любопытным образом несут отпечаток времени, когда производится исследование».
Прочитав эту сентенцию, мирянин понимает, что начинает путаться, и его нельзя за это винить. Ведь насколько ему известно, господин
Ответ таков: «преднеоортодоксально теологичен». Господин Уилсон не понимает, что модернистский подход к рукописям Нового Завета, с помощью которого пытались осознать, что они несут с точки зрения истории, был прерван где-то в первом десятилетии XX в. Те, кто его оборвали, утверждают, что проблема Нового Завета не может быть разрещёна с позиций теории. На каждый вопрос потенциально существует такое количество ответов, что исторически нельзя сделать между ними выбор, а то и вовсе ответ отсутствует. А потому вопрос следует решать с позиций теологии.
Опираясь на концепции, истоки которых можно проследить у Святого Августина и Пелагия (возможно, Гилл позабыл, что они также были детьми своего времени), теологи шли по протоптанной дороге, пока не добрались до плодотворных возможностей, которые сулит современное бракосочетание с «глубинной психологией». Потомством от этого брака является своеобразный интеллектуальный фольклор. Утверждается, что человечество может быть спасено исключительно этим фольклором. Остается только непонятным, почему к этому утверждению читатель должен относиться более серьезно, чем, скажем, мусульмане или иудаисты относятся к тому, что им суждено спастись, не прибегая к неоортодоксальному христианству. Мы не хотим тем самым сказать, что тот, кто знакомится с концепциями неоортодоксальной теологии, не научится со временем понимать ее древний словарь, просто ему не ясно, стоит ли напрягаться. В массе своей миряне прекрасно это чувствуют и чинно-благородно оставляют новейшую теологию в покое.
Но каково ее отношение к истории христианства? В своей блистательной и доходчивой статье, посвященной как раз этому вопросу, независимо мыслящий теолог Данкен Хаулет показывает, как «модернистское движение», которое «отражает укоренившуюся в протестантизме тенденцию опираться на факты, убеждение, что вера не должна опираться на теологию», теперь находит все более широкое понимание у мирян. Он цитирует одного теолога, который называет интерес публики к Свиткам «нездоровым». Хаулет с этим не согласен. «Желание знать, что несут в себе Свитки и что означают эти писания, — говорит он, — проистекает из желания узнать больше о таинственной фигуре, известной людям под именем Иисуса Христа». Людей не удовлетворяет «Христос просто как символ веры». Они «также хотят узнать все [что может быть узнаної °° Иисусе как исторической личности».
Если серьезно разобраться, то система рассуждений теологов сводится к тому, что известно в логике как «порочный круг». Они постановили, что теология является судьей истории; будучи протестантами, неспособными отделить свою теологию от Библии (разумеется, Библия является ее необходимым фундаментом), они опираются на ту самую Библию, исторических проблем которой они не могут разрешить, для обоснования теологии, основу которой как раз и составляют эти нерещённые проблемы. В свою очередь, эта теология пытается решать исторические проблемы, которые в нерещённом виде приняты за ее основу!
Отметим, что здесь мы не рассматриваем никаких аспектов новейшей теологии, кроме ее взаимоотношений с историей христианства. Но конкретно этот аспект нас волнует чрезвычайно, поскольку здесь мы сталкиваемся с пустыми претензиями. То, что они не сумели сделать как историки, теологи пытаются сделать как теологи. Но как теологам им не на что опираться, кроме христианской истории, которая является для них неразрешимой проблемой. Они думали, что смогут определить факт, опираясь на веру. Однако как определить веру? Если история, которую повествует Новый Завет, не является фактической, то как поверить в ее главную фигуру? Если не опираться на факты, то как узнать, не оторвана ли твоя вера от реальности?