Ном
Шрифт:
– Почему вышибли?
– Поспорил с ректором. Сказал, что их проекты – дерьмо замшелое. Не важно.
На последней странице Даниель узнал себя в кресле перед камином. С одной стороны пледа торчала его кудрявая голова, а с другой голые пятки.
Карл тяжело вздохнул.
– Кстати, насчёт картины… Пойдём, заодно поможешь. В любом случае, если не хочешь, чтобы я тебя здесь запер, лучше свалить сейчас.
000010
Даниель убедился, что ручка и флакон при нём и выскочил на крыльцо. Карл помочился в камин, вышел, запер дверь и забросил
Яркие одежды, тени, отблески зданий в лужах, оставленных поливалкой, звон часов под крышами, цокот прогулочных лошадок, запахи, шелест. Голова кружилась, приходилось закрывать глаза и медленно вдыхать.
Казалось, что Карл специально выбирал дорогу потеснее. Туристы, должно быть, самые счастливые люди в мире, стараются поглотить город, или быть поглощёнными городом. Спокойные, те, кому это удалось и суматошные, кого город ещё не успокоил.
Казалось, через каждые двадцать метров по всему городу были расставлены одинаково смуглые и одинаково одетые худощавые парни, которые планомерно мучили что-то желеобразное. Они швыряли себе под ноги яркий полупрозрачный комок, который разбивался о дощечку, превращаясь в лужицу и тут же с жалобным писком съёживался обратно в комок. Даниель встречал похожих парней во время вылазок, но те пускали в небо из рогаток светящиеся парашютики.
– Нелегалы, – пояснил Карл, – Зарабатывают, как умеют. Ты что-нибудь умеешь?
Даниель пожал плечами.
– Не знаю. Так, наверное, и я бы смог. Но, ведь это бесполезные штуки. Кому они нужны?
– Именно! Ты рассуждаешь, как нормальный человек, Дан. Но, кто такой турист? Человек утомлённый здравым смыслом, уставший экономить и рассуждать. Он занимается этим целый год, а на отдыхе готов тратить деньги и время так бесполезно, как только может. Чтобы на нём заработать, достаточно его отвлечь и развлечь. И все в этом городе, – Карл раскинул руки и обернулся вокруг себя, – сговорились производить массу бесполезного, соревнуясь в бесполезности и выкрутасах. На этом и зарабатывают. Понятно? Даниель помотал головой.
Они вышли на Кампо-деи-Фиори. Даниель чуть не наступил на горшок с цветком, коих было разложено на брусчатке целая поляна, когда его толкнула задом огромная, похожая на медведя собака. Он машинально извинился, протиснулся к крану, хлебнул воды, от которой заныли зубы, и поднял глаза на мрачную фигуру в капюшоне. Лицо статуи было скрыто тенью, а солнце за её головой образовало нимб. Грузный, медлительный дядька в шортах, за которым волочилась на поводке та неуклюжая собака, пыхнул трубкой, и густое облако дыма на миг скрыло статую от Даниеля.
– Туристы платят за историю, – за спиной возник Карл. – У тебя есть история на продажу?
Даниель помотал головой.
– А у города этого добра навалом. Посмотри на них, – Карл показал на столики под зонтиками по краям площади, – Они платят уйму денег, потому что, на самом деле, им продают не еду. Если нормальный человек голоден, он идёт в супермаркет или на рынок. А этим подают историю места, которую они едят, как приправу, которая стоит дороже самой еды.
Живот Даниеля отозвался угрюмым бурчанием.
– А какая тут история?
– Да так, из кое-кого сделали барбекю, – Карл кивнул на статую. – Пойдём.
Они прошли переулком мимо какого-то
Картины висели на щитах, лежали стопками на Х-образных подставках, стояли на мольбертах или были пристёгнуты к тележке на колёсах, размером с открытку или способные застелить небольшую комнату. Абстрактные пятна, цветы в вазе, цветы без вазы, композиции из пыльных винных бутылок и позирующий петух, приукрашенные закатом римские улицы, мосты, фонтаны и скульптуры. Взгляд Даниеля цеплялся за яркие краски, пока не закружилась голова.
Карл зашёл за ширму из прессованных опилок, увешанную холстами. На отполированной брусчатке сидел парень в белой майке и лениво разводил краску, используя булыжники рядом с собой, как палитру. Перед парнем стояла законченная картина – ночная панорама с освещённым мостом над Тибром, несколькими лунами, из которых одна настоящая, остальные – фонари над скульптурами. Сбоку из темноты мост подпирал Замок Святого Ангела.
– Луиджи, – Карл положил парню руку на плечо.
– Карл. Давно не виделись, – пробурчал парень.
– А что, Луиджи, картина с балериной ещё у тебя?
– А это кто, сын? – парень кивнул на Даниеля. – Твоя баба тебе изменяет, Карл. Совсем на тебя не похож.
– Ха! Нет, знакомый. Продалось что-нибудь?
– Продалось. Не много.
– Тогда я готов разбогатеть прямо сейчас.
– Стану я деньги с собой таскать. Неизвестно же, когда ты появишься. После обеда принесу, приходи.
– И балерина?
– Где-то была, поройся там, – Луиджи показал на стопку холстов.
Карл отщёлкнул зажим, расцепил холсты и стал листать за уголки.
– Тут нету. И, Луиджи, если она будет в стопке с другими, как ты её продашь?
– Наверное, она тоже продалась.
– Наверное? То есть ты не уверен? Ты бы навёл у себя порядок, а то пойдёт слух, что ты продаёшь, а деньги прикарманиваешь. Тебе это надо?
– У меня и так порядок.
Луиджи достал из пухлого наколенного кармана листок, развернул и прочертил по нему пальцем.
– Вот, продалась твоя балерина. Деньги после обеда, как сказал.
– А что он делает? – спросил Даниель, показывая на булыжник, измазанный краской.
– Рисует, – пробубнил Луиджи.
– Ты ни разу не коснулся картины. И потом, на ней нет тех цветов, которые ты размешиваешь.
– Тсс. Приправа, помнишь? – прошипел Карл. – Я тебе больше скажу, картина написана маслом, а разводит он акрил.
Даниель засмеялся. Луиджи зыркнул на обоих и отвернулся. Для стоявшей неподалёку пожилой пары продавец вошёл в роль художника в стадии томительного размышления над следующим мазком.