Номады Великой Степи

Горобейко Василий

Вторая причина – внешняя, связана с развитие меднолитейных технологий. Уже в конце V тысячелетия монополия Балканских медеплавильщиков была нарушена, медь стали добывать на Анатолийском нагорье, Ближнем Востоке, в Месопотамии и вокруг Персидского залива. Где-то к середине IV тысячелетия древние рудознатцы нашли месторождение в горах Северного Кавказа. Новые копи, за счет примесей мышьяка, давали металл, обладавший гораздо лучшими потребительскими свойствами, чем тот что выплавлялся в ранее известных медеплавильнях. Мышьяковистая бронза, а именно так сейчас называется полученный древними металлургами сплав, был пластичней и прочней меди. Довольно быстро в этом районе сложилась новая, судя по всему полиэтническая, культурная общность, известная как Майкопская археологическая культура. По-видимому, на первом этапе пришлые переднеазиатские металлурги, объединились с жившими по долинам Кавказа земледельцами, на что указывает и антропологический тип древних майкопцев и террасный тип земледелия. Тогда

как их отношения с местными степными животноводами были довольно напряженными, ибо селиться они предпочитали в труднодоступных горных ущельях, огораживая поселения мощными каменными стенами. Но позже, возможно после принятия ими местной религии, отношения резко переменились. Теперь майкопские овцеводы на лето свободно отгоняли свои отары глубоко в степь, а степняки получили свободный доступ к изделиям бронзолитейщиков. В итоге древнеямники оказались вооружены лучше, чем их южные «цивилизованные» соседи: «топоры исходных степных форм на юге [в Закавказье] предстают оружием весьма высокого ранга: оно в руках лишь высших иерархов и даже божеств» [Черных Е. Н.]. В свою очередь и древние майкопцы получили свою выгоду от этого сотрудничества: «Погребенных под крупными курганами чаще всего сопровождал поразительно богатый инвентарь: бронзовое оружие и посуда, золотые и серебряные сосуды и украшения, а также изделия для отправления загадочных ритуалов» [там же]. Наверно пока преждевременно говорить о появлении в европейских степях в этот период какого-либо кросс-культурного государственного образования, зато возникновение культурно-теологического единства особых сомнений не вызывает. Причем, если технологическое лидерство принадлежало майкопцам [Рубин О. С.], а через них в Европу проникает не только бронза, но и колесный транспорт – телега, запряженная волами, то в религиозном плане решающую роль сыграли именно степняки.

Под влиянием этих двух причин к концу IV века в Европейских степях «энеолитическая эпоха завершается культурной интеграцией на этапе раннего бронзового века (ямная культурно-историческая область)» [Захаров С. В.]. Другими словами степные животноводческие племена от Урала до Балкан сформировали единую в культурном плане общность, характеризующуюся сходством хозяйственного уклада и ритуала погребения. При этом речь идет не о военной интервенции, а о культурно-экономическом влиянии, так как при всей общности культур, археологии выделяют не менее девяти локальных вариантов, отличающихся от «классических ямников» местными традициями [Тесленко Д. Л.].

Вооруженные самыми передовыми технологиями своего времени (бронзоволитейное производство, верховая лошадь и влекомая волами повозка) и, очевидно, прогрессивной идеологией (теологией) племена ямной культуры начали активную экспансию во всех направлениях. Однако миграции в широтных направлениях сдерживались ландшафтными барьерами: на севере – зоной лесов и болот, практически непроходимых для тяжелых телег и малопригодных для скотоводства, а на юге морями и горами. На западе ямников остановили Карпаты. За то их движение на восток практически ни чем не сдерживалось. Более того, оно стимулировалось открытием вначале Каргалинских медных рудников на Южном Урале, а затем и алтайских месторождений, выделяемых специалистами в особую Восточноазиатскую металлургическую провинцию.

Но если с европейским ареалом культур древнеямного круга, вопрос более ли менее ясен, он простирался «от Урала до Румынии, Болгарии и восточной Венгрии» [Рубин О. С.], то вопрос его продления в восточном направлении «выводится за скобки». Хотя специалисты по отдельным культурам часто эту связь отмечают, но очень осторожно, так как в исторической традиции не принято относить к древнеямной общности культуры восточнее р. Урал. Особенно явно этот казус проявляется при наложении на карту признанных миграций датировок, полученных в результате лингвистического анализа. Но поскольку мы не связаны нормами корпоративной этики, то рискнем восстановить реальные границы влияния древнеямной культурно-исторической области в восточном направлении.

В конце IV тысячелетия в азиатских степях обитали преимущественно монголоидные неолитические племена рыбаков-охотников-собирателей, тогда как пришельцы внешне мало отличались от коневодов среднестоговской культуры (рис. 5). Резко выступающий нос, сравнительно низкое лицо, низкие глазницы, широкий лоб. Дошедшие до нас из глубины тысячелетий скудные свидетельства очевидцев позволяют «расцветить» это описание светлыми или рыжими волосами и «красными» бородатыми лицами. В общем, скорей «рязанский хлопчик», чем житель Элисты или Улан-Батора.

Археологические находки свидетельствуют о достаточно мирном освоении восточных степей животноводами древнеямной общности. По крайней мере в их погребениях не обнаружено оружия, кроме охотничьего. Да и с кем было воевать?

Сопоставимый процесс имел место в этих же краях, по историческим меркам, совсем недавно – в XVI – XIX веках. Тогда автохтонные племена с присваивающим хозяйством, большей частью, приветствовали появление русских факторий и поселков с их притягательными благами цивилизации, многие охотно перенимали быт и традиции новых соседей. Судя по всему аналогичные отношения складывались и за неполных шесть тысячелетий до этого. По крайней мере, именно с их приходом бронзовые изделия, пусть и в ограниченном количестве, распространились в умеренном поясе Азии вплоть до устья Хуанхэ (культура Яншао).

Продвижение технологий бронзового века могло идти двумя путями, как вместе с носителями ямной культуры, так и путем заимствования соседними племенами, достигшими соответствующего технического развития для перенятия новаций.

В пользу первого способа говорит раннее расселение европеоидных племен, говоривших на праалтайских языках вплоть до побережья Желтого моря, а возможно и дальше. Интересно, что корейцы, чей язык относится к Алтайской языковой семье (выделился примерно в IV тысячелетии до н. э.), а внешность свидетельствует об их метисном происхождении, сохранили легенду об основании в 2333 году до нашей эры первого корейского королевства Чосон (культура нижнего слоя сяцзядянь). Согласно этой легенде основателем был Тангун, сын небесного царя Хванина, который с тремя тысячами последователей спустился на гору Пэктусан, построил Божественный город, придумал законы и начал обучение людей различным ремёслам, сельскому хозяйству и медицине.

В пользу второго варианта свидетельствует, по сути одновременное, появление бронзы в неолитических культурах Яншао и Мацзяяо. Эти типичные сино-тибетцы, населявшие берега Хуанхэ в ее среднем и верхнем течении, выращивали чумизу (сорт проса), разводили свиней и собак, лепили крайне своеобразную расписную посуду, при этом не знали ни колеса, ни гончарного круга, ни метала. Однако примерно в 2600 году до нашей эры, минуя энеолит, обе культуры сразу шагнули в ранний бронзовый век. Они совершили экспансию в более плодородные низовья Хуанхэ, где поглотили местные рисоводческие неолитические племена австронезийской группы – культура Цюйцзялин, и сформировали культуру Луншань, в памятниках которой стали встречаться привнесенные извне бронзовые изделия, а посуда стала изготавливаться с применением гончарного станка. Кроме того, прозвище Хуанди (легендарного основателя династии Ся, с которой отождествляют луншаньские памятники) – Тележная оглобля, так что луншаньцы переняли со стороны не только гончарный круг и бронзовый инструмент, но и телегу. В середине III тысячелетия этой «стороной» для оседлых земледельцев с берегов Хуанхэ могли быть только мигранты с территории древнеямных культур. Однако поскольку культура Луншань переняла только технические новинки, сохранив в остальном самобытность, можно с уверенностью говорить, что в данном случае имело место именно заимствование, а не захват или интеграция культур. Да и отсутствие в этот период собственного меднолитейного производства на побережье Желтого моря, при наличии там богатых залежей, свидетельствует, что сами мастера медного производства в эти места просто не добрались.

Так что в конце IV – начале II тысячелетия до нашей эры на обширных пространствах азиатского степного пояса и прилегающих к нему территорий складывается ряд культур раннего бронзового века, часть из которых имеет непосредственную генетическую и культурную связь с европейской Древнеямной культурно-исторической общностью, а часть формируется на местном этническом субстрате за счет технических заимствований из форпостов древнеямной культуры.

Одним из таких зауральских форпостов, на берегах Ишима, являлась Ботайская культура, уже упоминавшаяся мной в связи с происхождением коневодства. «Аналогии в домостроении и веревочной орнаментации… позволяют нам выдвинуть в качестве рабочей гипотезы положение о миграционном происхождении ботайской культуры на основе памятников культуры ямочно-гребенчатой керамики позднего этапа ее существования» [Захаров С. В.].

Другим, еще более восточным очагом ямной культуры были племена Афанасьевской культуры, населявшие предгорья Алтая. «Формирование алтайского варианта афанасьевской культуры было связано с переселением на Алтай во 2-й половине или в конце IV тыс. до н.э. раннескотоводческих европеоидных племён из восточно-европейских степей» [Цыб С. В.]. Еще более определенно в этом отношении высказался антрополог К. Н. Солодовников: «Анализ краниологических материалов афанасьевской культуры Горного Алтая подтверждает устоявшуюся точку зрения о происхождении ее с территории Восточной Европы и ставит под сомнение гипотезу об ее автохтонности для территории Южной Сибири и Центральной Азии. Население афанасьевской культуры в целом характеризуется чертами протоевропейского антропологического типа, широко распространенного в эпоху бронзы по степному поясу Евразии. Предполагается, что миграция населения с территории Восточной Европы, следствием которой явилось формирование афанасьевской культуры, началась на ранних этапах сложения древнеямной культурно-исторической общности» [Солодовников К. Н.]