Номер 124
Шрифт:
Склад был захламлённым, но это меня не волновало. Никто, кроме меня, им не пользовался. Это был мой мир, моя территория. Здесь начиналась настоящая работа.
Спустя пару минут передо мной выкатился небольшой картонный ящик. В нём, аккуратно уложенные в отдельные пакетики, лежали улики. Всё, что удалось собрать по трём случаям. Я подхватил коробку, взял её подмышку и направился в свой кабинет, который находился в самом конце длинного подвала участка. Кабинет в тупике – идеальное место для того, чтобы никто не мешал.
Окна у меня не было. Свет я тоже не любил, поэтому помещение освещали
В центре кабинета стоял мой рабочий стол. Не слишком большой, слегка побитый временем, но вполне функциональный. Он был сдвинут ближе к дальней стене, оставляя пространство для остального беспорядка. На этот стол я поставил ящик с уликами и, ловким движением, скинул плащ и шляпу на вешалку у входа.
– Ну что, посмотрим, – пробормотал я с легким энтузиазмом, усаживаясь поудобнее. Коробка казалась мне чуть ли не сундуком с сокровищами. Единственное место, где можно было найти хоть какие-то ответы.
Я начал разбирать содержимое, сразу раскладывая улики по трём случаям. Первая стопка – маленькая, почти пустая. Это было дело Натальи Сенченко, женщины, повесившейся на проводе от тостера. Вторая стопка, чуть больше, принадлежала Владимиру Суржикову, водителю автобуса. Но третья… третья была настоящей находкой. Улики по делу Екатерины Самойловой занимали больше половины ящика. Криминалисты, повинуясь предписаниям системы, собрали всё, что только могли, включая то, что на первый взгляд не имело никакого смысла.
Если бы система не пометила эти случаи как «убийства», никто бы даже не стал собирать столько мелочей. Но правила есть правила. А в этом деле каждая мелочь могла оказаться важной. Я посмотрел на разложенные перед собой три группы улик и почувствовал, как что-то в голове начинает складываться в общую картину. Это было начало работы, и я знал: чем глубже я погружусь, тем меньше шансов вынырнуть обратно.
Итак, Сенченко Наталья Петровна. Повесилась у себя дома, использовав провод от старого тостера. Провод был обрезан с обеих сторон аккуратно, словно она готовила его заранее. Не для случайности, не для импульсивного решения. На самом тостере остались следы, будто это было сделано давно. Зачем? Причина до сих пор непонятна, и никто из криминалистов не смог это объяснить.
В квартире нашли потрёпанную тетрадь с рецептами. Обычная вещь, каких полно в каждом доме. Исписанная мелким, аккуратным почерком, но с каким-то странным напряжением, как будто каждая буква стоила ей усилий. Между страницами обнаружился старый обрывок бумаги. Пожелтевшая, с потёртыми краями. На ней карандашом, едва различимыми буквами, было выведено: «ЕЁ НЕТ». Я застыл, держа в руках эту записку. Знакомая надпись. Уже не новая улика. Она повторялась, словно это была не случайность, а часть чего-то большего. Я отложил её в сторону и продолжил осмотр.
Ключ
Я просмотрел фотографии, сделанные по моему требованию. Криминалисты, наверное, проклинали меня, пока снимали это всё, делая работу, которая давно отошла в прошлое. Но фотографии были нужны. Без них я не мог прочувствовать эту историю. На снимках её квартира выглядела чистой, стерильной, почти музейной. Всё на своих местах, ничего лишнего. Никаких следов посторонних, ничего, что выдавало бы связь с чем-то вне её тихой, одинокой жизни.
Но записка и ключ не укладывались в эту картину. Они выглядели как пробоины в идеальной оболочке, оставленные чем-то, что ускользало от системы. Система ничего не фиксировала – ни звука, ни движения, ни причины. Эти дыры в её записях делали дело Натальи странным. Система не забывает, говорили они. Но здесь что-то пошло не так.
Вынув из-под стола похожий ящик, я аккуратно сложил все улики по первому случаю. Потрёпанную записку с двумя странными словами я оставил сверху, словно она была ключом ко всему остальному. Слова, которые не отпускали меня, но пока не давали никаких ответов.
Теперь случай номер два: Владимир Павлович Суржиков, 40 лет. Обычный человек, тот, кого в старые времена называли «серой массой». Водитель автобуса, день за днём выполняющий свою рутину, пока однажды всё не пошло наперекосяк. В тот день Владимир закрылся в технической подсобке депо, выпил смертельный коктейль из растворителя и прочих химикатов. Но самое странное – он заранее заварил металлические двери подсобки, словно знал, что кто-то может помешать ему.
Его нашли через несколько часов, уже мёртвым, когда спасатели прорезали дверь. Система, не справилась вовремя. Её датчики фиксировали, что что-то идёт не так, но, как обычно, точной картины не давали. И теперь я смотрел на то, что удалось собрать внутри этой подсобки, и пытался понять: что, чёрт возьми, здесь произошло?
Внутри всё выглядело стерильно. Словно он навёл порядок перед своей смертью. Всё было разложено по местам, ни пылинки, ни пятна. Но две вещи выделялись.
Первая – бутылка из-под химикатов. Крышка аккуратно закручена, как будто её даже не открывали. Ни отпечатков, ни следов, что её трогали. Как он использовал её содержимое, не оставив ни единого следа? Это выглядело так, будто бутылка была поставлена там кем-то другим. Но кто?
Вторая – обрывок старой карты маршрутов. Она лежала на столе, сложенная до идеальной геометрии. На карте его маршрут был обведён красным карандашом. Это была обычная линия: жилые кварталы, несколько остановок, старая промзона. Но рядом с маршрутом он сделал пометку: «06.15». Что это значило? Ни его коллеги, ни система не могли объяснить. Для них это было просто время. Но я знал: в этой истории мелочей не бывает.